Медовый рай

Представление явно подходило к финалу: гасли ртутные лампы, медики незаметно уехали, полицейские неспешно собирали свои пожитки, курили, тугой струей из брандспойта мыли асфальт. Эвакуатор взгромоздил джип на платформу и увез. В автобусе оказались туристы — за тонированными стеклами их не было видно. Им, наконец, разрешили выйти наружу. Они бродили, потерянно поглядывая на шипящую, как газировка, струю брандспойта, на мокрый асфальт. Полицейский, хмурый плечистый парень, подошел к заграждению:

— Движение будет восстановлено через шесть минут. Прошу всех автомобилистов вернуться к своим автомобилям. Повторяю…

Он повторил и, словно отгоняя мошкару, устало махнул правой рукой. В другой руке, затянутой в рыжую перчатку, он держал сапог — высокий черный сапог, дорогой лаковой кожи, с наборным скошенным каблуком и острым хищным носом, украшенным серебряной чеканкой.

51

Белка доплелась до машины.

Сложив руки на баранке, она уткнулась лбом, закрыла глаза. Мыслей не было, была усталость, смертельная усталость. Усталость и пустота. До нее долетал приглушенный говор, зеваки тревожными голосами обсуждали увиденное. Хлопали двери, фыркали моторы, хрустел гравий под грубыми протекторами колес. Постепенно все стихло.

Перед глазами вялым хороводом плыли бледные круги, они мутно наливались цветом, но не ярким, а разбеленным — словно в молоко капали сироп и размешивали: из малины получался розовый, из мандарина — палевый, из персика выходила непередаваемая нежность, имени у которой нет.

Белке нравились эти цвета, трогательно девственные — в такие любящие родители наряжают своих младенцев. Она пыталась разглядеть круги, но они плыли, плыли, плыли. Постепенно снизу проступила зеленая полоса, она начала подниматься, расти. Трава, догадалась Белка, летняя трава. Она увидела свои ноги, босые, оранжевые от загара, с белыми полосками от сандалий.

Спать нельзя, сказал кто-то в ее голове.

А, собственно, почему нельзя? — возразил другой голос.

Белка сделала шаг — это оказалось легко, трава была мягкой, влажной от росы. Вокруг краснели маки, тяжелые мокрые цветы покачивались на высоких стеблях. Яркий зеленый холм круто уходил вверх, он весь был в маках. Что там, за холмом? Белка пошла вверх, легко и быстро. Потом побежала, трава приятно холодила пятки, Белка вдыхала сладкий, свежий травяной дух, иногда на бегу, точно гладя, касалась ладонью красных цветов.

Она взбежала на холм и замерла — перед ней распахнулась бескрайняя даль: внизу и дальше, до самого горизонта, лежали луга, желтели квадраты полей, зеленой дымкой мерцала березовая роща, петляла речка, то исчезая, то снова выглядывая из-за холмов и деревьев. В туманной дали вода сияла расплавленным серебром, а ближе гасла, темнела, становилась ультрамариновой.

Горизонт не был прямой линией, он искривлялся дугой — Земля действительно была круглой. Из-за горизонта, словно сон, будто мираж, поднимались лесистые громады гор, прозрачные, точно смытая акварель. Они плавно переходили в светлую лазурь неба, летнего неба, какое бывает в июне, в самом начале каникул, которые кажутся такими же бесконечными, как бездонное небо, или бесконечными, как сама жизнь.

За рощей белела церковь — как Белка ее сразу не заметила? — на верхушке игрушечной колокольни золотой каплей сияла маковка. От церкви змеился проселок, Белка разглядела крыши деревни, кукольные домики рассыпались по пологому берегу реки. Долетел звук — Белка прислушалась. Что это? Ей почудилось, что кто-то зовет ее. Эхо прокатилось по полям, она ясно различила:

— Ау! Соня! Соня Белкина, ау!

У Белки перехватило дыханье, она сглотнула, отчего-то слезы выступили на глазах.

— Ау! Соня, ты где?

Она нагнулась, посмотрела вниз. Холм обрывался пропастью. Ее босые ноги стояли на самом краю, тут трава была сухой и щекотной, в ней вовсю звенели кузнечики. Белка беспомощно оглянулась, маки сочувственно качали красными головами.

Из дальнего угла сознания долетел другой звук — тревожный, нервно крутящийся, как злая юла. Слабый, не громче осиного зуда, он стал постепенно расти и приближаться. Белка узнала звук патрульной сирены.

— Ау! — доносилось с лугов. — Ау-у!

Эхо плыло над бескрайними полями, скользило по тихой речке, путалось среди прозрачных берез и нежно таяло в лазоревом небе. Белка зажмурилась, вдохнула полной грудью, развела руки в стороны и смело шагнула вперед. Ничего страшного не случилось, ее тело оказалось легче пуха, легче зефирных облаков — теплый воздух упруго подхватил ее и понес.

Сирены выли совсем рядом, но это уже не имело ни малейшего значения — Соня Белкина уносилась все дальше, все выше в летнюю синеву, оставляя позади бессмысленный вой полицейских сирен, шоссе номер Девятнадцать, а вместе с ним и весь штат Аризона, с его городами, тюрьмами, луна-парками, дворцами правосудия и прочей чепухой, выдуманной несчастными и вконец запутавшимися существами, доживающими свой век на этой, в целом не такой уж скверной, планете.

Вирджиния-Вермонт 2014

Об авторе

Лауреат «Русской премии»

Лауреат премии имени Э. Хемингуэя