Медные трубы Ардига

Это не очень вежливое «ты» должно было сразу показать человеку, что я и на самом деле в себе уверен и ничуть не считаю его хоть в чем-то превосходящим меня. Он ведь не знал, что, в отличие от него, я сейчас безоружен.

– А я, – ответил он неторопливо, – оттуда, где меня больше нет. Любопытство – опасная болезнь, запомни.

Нет, скорее всего, его голос не был мне знаком. Напоминал кого-то, но никак не вспоминалось – кого именно.

– Только не лей мне воды в уши насчет «все время был». Тебя и на дне близко не было.

Ага. Вода в ушах – этот оборот был мне знаком. Симона, старая добрая Симона. Возможно, я все-таки пересекался там с ним? Если так, то он, скорее всего, не местный. И на Ардиге находится примерно по тем же причинам, что и я. Не в смысле отдыха, конечно. Должно быть – коллега, во всяком случае, манера держаться, отсутствие растерянности подсказывают, что человек опытный – тертый калач, что называется.

– Плохо смотрел. А я тебя видел отлично. Как ты плыл по линии. Над трубой.

Сказано было с расчетом, что он ответит: «Да какая труба! Это…» – и выложит, что это такое на самом деле. Но он на мой крючок не клюнул. Сказал:

– Значит, пользуешься незримкой. Зря. Обстановка этого не требовала, а пинс-батарея при этом садится быстро. И скиснет в самый крутой момент.

На Симоне, да. Но выговор у него не тамошний. Значит, и он тоже был там по делу. Не резидент. Полевой оператор. Хорошего класса. Незримку знает куда лучше моего. То есть ставит меня на место. Если он окажется противником, будет не очень приятно. Но сейчас совершенно незачем обострять отношения. Оба мы попали в одно и то же варенье и, пока не выберемся на волю, должны быть союзниками. А когда выберемся…

Сосед – хотя в данном случае скорее сокамерник – прервал мои размышления словами:

– Ну вот что, мужик. Не знаю, как тебе, но мне тут болтаться ни к чему. Ты как хочешь, а я собираюсь отсюда выйти.

– Присоединяюсь. Только надо еще придумать – как. Заглотили нас крепко.

– Думать некогда. У нас времени – не более десяти минут. Пока этот живоглот меняет режим.

– Ты уверен? – Этот оборот речи всегда приглашение к большей откровенности. Сосед коротко рассмеялся: понял мой нехитрый прием. Но не стал отмалчиваться:

– Вижу – ты тут новичок. Сейчас он набьет зоб тем, что скосил, и начнет пережевывать: не зря тут такие зубищи. Все это пространство заполнится довольно плотной пастой. И шансов остаться неприкосновенными у нас будет меньше нуля. Уяснил ситуацию?

– Без усилий. Только выхода не вижу. Хотя… если, как только он остановит пилы, сразу рвануться на выход – на полной скорости…

– Мертвый вариант. Тут, внутри, скорость не разовьешь, а пока доберемся до выхода, он уже включит свою механику. Нам против нее не выгрести – это ты должен был уже понять. Наверное, ведь сопротивлялся, когда тебя втягивало?

Я кивнул.

– У него моторчик посильнее моего. Ладно, если не так – то как же?

– Естественным путем, – сказал он и снова коротко хохотнул. – Путем съеденных. Через анальный выход.

– Если он есть.

– Сейчас эта машина работает на автомате, потому что будь в рубке люди, они бы нас заметили и захотели познакомиться, а автоматы не так любопытны, они знают только свое дело. Но люди, когда возникает необходимость, входят внутрь не через челюсти, как ты думаешь?

– Но вряд ли они сообщаются: эта пасть, брюхо и дорога экипажа.

– Сообщаются. Я эти модели знаю. Между рубкой и механизмом есть ремонтный ход – там дальше, за крыльями насоса.

– Что там ремонтировать?

– Мужик, – сказал он, – я к тебе не нанимался и за тебя работать не собираюсь, хочешь знать – потей сам. И на этом все, я пошел, а ты – как угодно.

– Я с тобой. Хотя видит бог, как я сопротивлялся.

– Остряк, – заявил он. – И правильно: держи хвост морковкой, не куксись. Шагай за мной.

– Принято.

Сосед медленно, раздвигая руками обломки, двинулся в сторону, противоположную раструбу, углубляясь во все сужающееся пространство. Я следовал за ним, пропихивая обломки за спину.

2