Медные трубы Ардига

Дело было не в том, что Лючана что-то такое увидела; напротив, вышедший из-за пульта оператор, постояв и поглазев по сторонам, снова вернулся на свое место и, надо полагать, занялся своим делом. А смутило Лючану и заставило критически взглянуть на свой первоначальный план именно его спокойствие. Так мог вести себя только человек, совершенно уверенный в том, что никто никакой опасности для него здесь представлять не может хотя бы потому, что не сумеет ни подобраться к нему, ни даже выйти на такую позицию, с какой мог бы ему угрожать. Хотя все эти трапы и галереи предоставляли для этого, казалось бы, самые широкие возможности. Значит, все здесь было не столь гостеприимным, как показалось ей с первого взгляда.

И потому нельзя было следовать за первой мыслью подчиняться первому желанию. Если захотелось спуститься по начинавшемуся тут трапу – значит, делать нужно было что-то другое. Нагрузишь своим весом первую же ступеньку или вообще любую – и ударит луч давно настроенного дистанта, или вспыхнет дуга высокого напряжения, или хотя бы взвоет сирена, объявляя тревогу… Нельзя.

Но и оставаться тут не имеет смысла: отсчет времени уже пошел, маячки, которые она до сих пор таскает с собой, наверняка по-прежнему просматриваются Идо и его компанией. Эти ребята не то что подозревают или предполагают – они точно знают, что она сейчас находится именно здесь. И пока она тут теряет секунды и минуты, они уже засуетились; им, наверное, по-прежнему не улыбается прихватить ее здесь, они все еще надеются по ее следам выйти и на Ра, и на корабль – пресечь операцию (их ведь не убедишь, что это не спланированная операция, а всего лишь стечение обстоятельств) до конца, вырвать с корнем.

Но они не могут допустить и то, чтобы она осталась здесь вне их контроля: вдруг именно с таким заданием она и пришла – совершить диверсию, вывести из строя эту загадочную аппаратуру или, в крайнем случае, детально разобраться в том, что же здесь творится, какая чертова похлебка варится в котлах, что и откуда приходит по гофрированным трубам и куда отправляется. Они сейчас, разумеется, ставят посты у каждого возможного выхода отсюда и пытаются по огонькам на своих дисплеях определить, куда же она направится, что станет предпринимать. Если двинется, ничего не задевая, искать выход – скорее всего, ей позволят выбраться, чтобы снова взять под контроль. Если же я задержусь возле какого-то агрегата дольше, чем на две-три секунды, заподозрят диверсию, и…

«Собственно, а что они смогут тогда? Для погони будет уже поздно, если я захотела бы, допустим, рвануть здесь что-нибудь, вывести из строя. Скажем, вон тот ясно видимый отсюда трансформатор, от которого, судя по кабелям, идет питание на пульт. Если заложить заряд с таймером или с радиозапалом…

Стой, – перебила она себя. – Но ведь нет у меня ни зарядов, ни запалов – совершенно ничего, чтобы такую диверсию осуществить. И они все, начиная с Идо, прекрасно знают, что у меня есть, вплоть до… вот именно, и чего нет. Если даже им стало известно о визите в каптерку – там никакой взрывчатки, естественно, нет, она хранится в специально отведенном месте, где я не появлялась. Значит, подозревать меня в таком намерении они не станут. Единственное, что я могу, по их мнению, сделать, – это попытаться овладеть пультом, разнести там все вдребезги, а это окажется куда хуже одиночного взрыва.

Ага, скорее всего, они предупредили оператора о возможности такого нападения… но не только. Вне всякого сомнения, тут установлено немало следящих камер – в здешнем центре безопасности наверняка все просматривается, а уж мостик с пультом – во всяком случае. Да и на этот самый пульт тоже выводятся те же самые картинки, чтобы и оператор мог взглядом контролировать происходящее во всех углах своего мирка. Да, наверное, так оно и есть.

Но сейчас меня, – продолжала Лючана торопливо разматывать клубок мыслей, – они, вероятно, не видят. Если бы я была в кадре – оператор, выйдя из-за пульта, хотя бы мгновенный взгляд бросил в мою сторону, не утерпел бы. А будь я видна на его экране – вообще не стал бы высовываться. Может быть, этот пятачок, на котором я стою, находится в мертвом, непросматриваемом пространстве, а может, именно эта камера барахлит или же я просто сливаюсь со стеной – тут, пожалуй, одно из самых темных мест. Конечно, его наверняка можно осветить, вон и слева, и справа наверху – целые гнезда прожекторов, словно на стадионе. Но почему-то ими никто не пользуется…»

3

На самом же деле оператору, о котором думала Лючана, в это время было не до нее. Он должен был быстро разобраться в только что возникшей, достаточно неприятной ситуации.