Медиум

Клацнув кнопками таймера, Алмаз сделал два шага назад и махнул рукой.

Как только путь освободился, мой оппонент ломанулся ко мне со скоростью и напористостью бешеного носорога. Несмотря на все свои габариты, двигался он легко и быстро, заставляя меня выкладываться с самых первых секунд.

Заранее это не обговаривалось, но спарринг как-то сам собой пошел по правилам бокса.

Нырнув под джеб левой и уклонившись от последовавшего сразу за ним хука с правой, я нанес пару пробных ударов по локтям, прикрывающим корпус, проверяя противника на прочность. Ощущения были такие, будто я пытался пробить стену. Уж что-что, а защиту этот бугай держать умел. В ответ мне чуть не прилетел размашистый богатырский свинг, выполненный правой рукой, который мог бы мне не просто потушить свет, а, пожалуй, на полном серьезе отправить в кому. Экстренно разорвав дистанцию, я стал прикидывать, а смогу ли вообще пробить этого кабана? Защищаться здоровяк умел хорошо, и реакцию имел если не кошачью, то очень близко к этому. Так что подловить его без моих некромантских фокусов было бы полностью безнадежной затеей.

Мой соперник тем временем продолжал наступать. В отличие от той манеры, в какой он работал на снарядах, сейчас он твердо стоял на ногах, делая экономные подшаги, пытаясь загонять меня в угол. Я отвечал короткими контратаками, предпочитая уворачиваться от ответных ударов, и даже в мыслях не имея намерений принять хоть один из них на жесткий блок. Все-таки разница в весе у нас колоссальная, килограмм тридцать, если не сорок. Опрокинуть на канвас он меня сможет так же легко, как ребенок разрушит тычком пальца карточный домик, и не спасут меня никакие блоки. Это я понимал очень отчетливо.

Но вот я увидел прекрасный для себя шанс – соперник опрометчиво открыл свой правый бок. Удар по печени, если кто не знает, вещь очень болезненная. Слабо подготовленного человека спазм от такого попадания гарантированно выведет из боевого настроя на пару минут. Подготовленного же лишь заставит уйти в глухую оборону, пока не вернется способность дышать. Но для меня та боль, которую причиняет противнику пощекоченная печеночка, ценна совсем другим. Она, можно сказать, и является самым надежным залогом победы в любом, даже совершенно безнадежном бою.

Расплывшись в хищной улыбке, я резво кинулся к открывшейся бреши в защите соперника. И почти тут же поплатился за самонадеянность, получив по голове.

Как вы поняли, это была простая уловка, на которую я купился, словно папуас на блестящие бусы. Не самый тяжелый удар, сделанный на отходе, да еще и пришедшийся вскользь, очень заметно меня покачнул. Изображение в глазах опасно задрожало, но уже в следующую секунду нормализовалось. Нормализовалось, чтобы продемонстрировать мне летящую прямо в переносицу перчатку.

Собравшиеся вокруг ринга посетители возбужденно загудели, выражая мне сочувствие. Судя по всему, меня уже заочно похоронили.

Но я не собирался так быстро сдаваться. Напрягая каждую мышцу в своем теле, каждую жилку, я попытался уйти с линии атаки, попутно вскидывая правую руку, чтобы сбить направление удара здоровяка. Это удалось лишь частично, и снова мою голову задело по касательной, однако на этот раз гораздо сильнее. Пол дернулся и как будто бы даже наклонился, как палуба катера на большой волне. Из последних сил я сделал рывок назад, разрывая дистанцию, чтобы выгадать хотя бы пару секунд на то, чтобы прийти в себя, однако соперник мне их давать не собирался. Он метнулся следом, выбрасывая свои пудовые кулаки, будто ядра из пушки. Бугай прекрасно осознавал свою силу, и он даже не пытался попасть мне в корпус. Он метил исключительно в голову, желая окончить этот бой показательно жестко. Он уже, похоже, праздновал победу, так что немного расслабился. Поэтому он даже не успел удивиться, когда мой жесткий удар, нанесенный вразрез с дальней руки, попал ему точно в мясистый нос.

Под перчаткой хрустнуло, а по воздуху разлились миазмы боли. Совсем слабые, поскольку притупленное выбросами адреналина восприятие моего соперника сильно глушило их, но все равно не могло подавить полностью. А нет для некроманта эмоций прекраснее, чем чужие боль и страх.

Не успел я вернуть назад руку, которой попал в лицо противнику, как почувствовал опускающуюся на каждую клетку моего тела тяжесть. Тяжесть загустевшего воздуха. Появилось ощущение, будто я нырнул под воду и сейчас стою под ее толщей. Движения бугая замедлились, как в слоу-мошн съемке, и теперь он стал для меня не опаснее боксерской груши.

* * *