– Мог бы и на метро разок съездить, дело срочное, блин, я же тебе по телефону сообщил!
Я слегка офигел от такого заявления. Нет, я, конечно, все понимаю, человек явно на нервах, но границы-то все равно нужно соблюдать. Тот факт, что я вообще здесь нахожусь, это дань нашим приятельским отношениям с Дамиром, которые зародились в те далекие годы, когда я решил впервые заявить о себе как о проводнике в мир мертвых. Это был разгар лихих девяностых, когда с экранов телевизоров заряжали воду, лечили от всех болезней двадцать пятым кадром и впаривали чудодейственные циркониевые браслеты. Население активно приобщалось к новым идеям и свежим веяниям, так что лучшее время для появления говорящего с мертвецами было сложно придумать.
В первый раз, смешно вспоминать, но меня даже слушать не стали, выставив взашей из отделения и не пропустив дальше дежурки. Но я был слишком настойчивым и упорным, так что сумел подловить вне стен отдела одного отчаявшегося новичка, на которого скинули очевидный «глухарь» и не слезали, требуя подвижек по делу. Этим новичком и оказался Галиуллин. Пребывая в полной растерянности и не имея ни единой зацепки, он согласился на мое предложение и с горем пополам сумел организовать очную ставку с моим первым клиентом.
Тогда я затеял всё это исключительно ради того, чтобы создать себе репутацию настоящего медиума. Привлечение к реальному расследованию – это ли не признание моих способностей? И, как показало время, расчет себя полностью оправдал. Череда запущенных обо мне слухов дошла до ушей нужных людей, которые сперва из простого любопытства начали мной интересоваться, а в конечном итоге стали широко пользоваться моими услугами. А некоторые из них даже на регулярной основе.
Чтобы не плодить себе врагов на пустом месте, я придумал простую легенду с несколькими правилами, дабы окружающие были убеждены в бесполезности попыток втянуть меня в какой-нибудь промышленный шпионаж и бизнес-войны. Основополагающим правилом было то, что от мертвеца невозможно чего-либо добиться ни угрозами, ни уговорами, ни убеждением. Если он при жизни скрывал какую-либо информацию, то после смерти не выдаст ее и подавно. Поскольку реальных конкурентов у меня в этой отрасли никогда еще не находилось, то и подтвердить или опровергнуть это правило было попросту некому. Конечно, не обошлось и без множества попыток вовлечь меня в крайне мутные истории, связанные с наследством, последней волей, закрытыми банковскими счетами, а иногда даже и кладами, но я весьма умело избегал участия в них, оперируя именно своими выдуманными ограничениями.
Но это все происходило потом. А в первый раз, когда все-таки подтвердился весь пересказ, слышанный мной от жертвы убийства, меня посчитали соучастником преступления и закрыли в следственном изоляторе на четыре дня. Галиуллин же, между прочим, в числе первых инициаторов был. И если б не мое железобетонное алиби, которым я осмотрительно озаботился заблаговременно, то даже не берусь предполагать, чем бы закончилась вся эта история.
Ну и поскольку репутацию невозможно выстроить из одного-единственного кирпичика, в дальнейшем мне еще не единожды приходилось помогать полиции вообще забесплатно. Это было что-то вроде частных консультаций, после которых некоторые далеко не рядовые служащие даже получили на свои погоны новые звезды. За эксплуатацию моего труда некоторые даже опрометчиво обещали вернуть мне должок, о чем я, к их вящему неудовольствию, ни на секунду не забываю и по сей день.
С тех пор прошло уже много лет, но наши хорошие (я бы даже сказал, почти дружеские) отношения с Дамиром не только сохранились, но и даже окрепли. Поэтому от этого человека вдвойне неприятно было выслушивать подобные заявления.
Я даже ничего не стал отвечать ему, а лишь вопросительно изогнул бровь, как бы спрашивая: «А ты не охренел ли, родной?» Этого оказалось достаточно, чтоб Галиуллин сразу сник.
– Кхе… извини, Серега, – пошел он на попятную. – Перегнул, виноват. Просто дело такое до ужаса щекотливое. Меня уже Сухов обещал в капитаны разжаловать с переводом в участковые, вот я и сказанул глупость на нервяке.
– Хорошо, что ты это сам понял! – не стал я сердиться на майора и преувеличенно бодро хлопнул того по плечу. – Ты же знаешь, что я жутко не люблю, когда мои альтруистические порывы начинают вменять мне в обязанности. Еще бы пришлось напоминать тебе, что происходит, когда кое-кому фуражка голову отдавливает и этот «кто-то» вдруг начинает считать меня своим подчиненным, да, Дамир?
Последнюю фразу я произнес с нажимом, открыто намекая на один неприятный конфликт, который разгорелся между нами в прошлом. Тогда Галиуллин тоже вдруг с чего-то посчитал, что имеет моральное право давить на меня и даже что-то требовать. Завершилось все тем, что мы в пух и прах разругались, разорвав любое сотрудничество. В конечном итоге все же Дамир повинился, признав свою неправоту, но ему потребовалось на это несколько недель. И вспоминать этот эпизод он откровенно не любил.