Медитации хазарки

Однажды я стала свидетелем, как прощалась с моей мамой ее любимая черная кошечка с удивительными ясно-зелеными глазами. Мама жила в частном доме, причем на околице, так что ее огород выходил в открытое поле. Естественно, домашние животные жили на свободе, разве что песик на день привязывался на цепь. А кошечка вволю бродила где вздумается, однако регулярно в обед наведывалась во двор, да и ночевать являлась домой — на ночь мама запирала ее в летней кухне для безопасности.

И вот однажды она, как всегда, пришла в полдень, потерлась о мамины ноги, попила налитого в блюдце молока и снова пошла со двора. Но, отойдя на несколько метров, повернулась к маме и сильно-сильно закричала. Затем постояла недолго и медленно удалилась. Больше она не появлялась. И сколько мама ни искала ее живую или нет по соседям, по кустам и укромным местам — не нашла. Ушла гордая зверюшка, чтобы запомнили ее красавицей.

То ли от нежелания осквернять свой дом эманациями смерти, то ли стремясь привыкнуть к бесконечному одиночеству еще при жизни, то ли спеша слиться с природой при не померкшем сознании, то ли по другим причинам, но многие живые создания не терпят лишних глаз в свой последний час. И не хотят оставлять свои трупы там, где их могут найти.

Люди — часть природы, наделены теми же инстинктами, что и животные. Никто не удивляется тому, что многие женщины не хотят, чтобы их видели постаревшими, изуродованными смертью женского начала. Но точно так и мужчины не хотят, чтобы их знали слабыми, беспомощными. Истории известны бесчисленные случаи пострига в монахи вполне обеспеченных и благополучных людей, когда к ним приходила старость или неизбывное горе. Так, например, Ирина Годунова, вдова царя Федора Ивановича, оставшись единственной наследницей престола, по собственной воле приняла монашеский постриг под именем Александры и ушла из мира людей. Аналогично поступила и великая русская матушка Елизавета Федоровна Романова, вдова великого князя Сергея Александровича, убитого эсером И. П. Каляевым в Московском Кремле. Что же касается мужчин, то до сих пор остается тайной исчезновение императора Александра І — недюжинного человека и мудрого правителя. Есть данные, что он тоже удалился в монастырь. Таких примеров не счесть и в новейшей истории, взять хотя бы Наталью Владимировну Малышеву, которая прошла разведчицей всю Великую Отечественную войну, затем долгие годы отработала в области конструирования авиатехники. А в 2000 году, почувствовав немощь, приняла постриг с именем Адриана.

Простолюдины же практиковали отшельничество — удаление в леса, в одинокие скиты, в безлюдье.

А кто не мог этого сделать, тот просто уединялся дома и не показывался на люди. Известно, например, что так поступила Любовь Орлова, которая в последние годы жизни разговаривала со знакомыми из-за занавески.

Говорят, что Л. Толстой замыслил свой уход давно и обдумывал его тридцать лет. Сомневаюсь, что это так и что его можно упрекать в коварстве, но, безусловно, он размышлял о старости и готовился к ней. А почувствовав приближение небытия, попытался встретить его достойно, как подобает сильному существу — в уединении.

С этой точки зрения тайны в его уходе нет, он согласуется с природной этикой сильного существа со здоровыми инстинктами. Другое дело, что фактически ему не удалось совершить задуманное. И в результате получилось наоборот: стараниями жены поднялся шум, великого человека превратили в выжившего из ума пигмея, а миг его ухода — в балаган. Тем самым подруга великого писателя лишь еще раз показала миру свою душевную глухоту. Не ровня она ему была, не ровня.

ЛИК И ДУХ ВЕЧНОСТИ

1. Сон под поминальную субботу

О маме не писалось. Мешало то, что я все еще думала о ней как о живой. Вместе с тем без новых интонаций глава о ней в воспоминаниях не достигала истинности.

Такие моменты в работе иногда наступали, тогда приходилось больше гулять, кормить белок и слушать птиц вперемежку с чтением книг, способных отвлечь от заданных мыслей, перехватить внимание на себя. Свежие впечатления помогали быстрее отойти в сторону и посмотреть на написанное издалека, обнаружить то, что тормозило продвижение к завершению дела.

На этот раз на глаза попались «Воспоминания» Анастасии Цветаевой, наверное, раза три-четыре читанные раньше. И ведь не случайно так вышло — что-то понесло меня к тем полкам, повело туда взгляд. Возможно, возникшее наитие? Или то, что обе они, мама и Анастасия Ивановна, были разительно схожи внешне: благодушные долгожительницы, низенькие, сухонькие, с продолговатыми лицами, подвижные? Словно таким и есть истинный образ мудрости. Даже руки у обоих были с узловатыми и покрученными от холодной сырости пальчиками, с покрасневшими и увеличенными суставами. Или то, что обе многое пережили, одинаково воспринимали и помнили свой опыт, любили рассказывать о нем, и рассказывали интересно, с деталями?