Меделень

Мир "Меделень" - не просто бытописание некой патриархальной идиллии, помещенной в добрые старые времена и заполненной знакомыми нам по литературе символами: тучные луга, обильные яства, преданные слуги, французская речь и завидные манеры. Будучи миром канунным, "Меделень" несет на себе постоянную печать дня грядущего, все отягощено предчувствием, ожиданием его прихода.

Трагизм канунного мира, на наш взгляд, выходит далеко за рамки классовых симпатий Ионела Теодоряну, как то склонны считать румынские исследователи: "Ионел Теодоряну искренне и глубоко опечален той фатальной реальностью, согласно которой вместе с уходом детства и юности героев яростному натиску были подвергнуты те старые отношения, устоявшиеся во времени, которые определяли естественное сосуществование молдавского столбового дворянства и щедрой интеллектуальной буржуазии" (Чобану Н. "Меделенизм" - концепция-метафора, с. 10).

Глубинный смысл трагедии канунного мира лежит в конфликте между уходящей культурой и наступающей цивилизацией. Переживание этого конфликта было знамением времени и нашло свое отражение как в европейской (Ф.Ницше, О.Шпенглер), так и в русской (философы "нового религиозного сознания") мысли.

Если на миг сместить акценты, сплющить послание "Меделень" до социального уровня, не заметив при этом глубины метафизических проблем, то получится следующее: "Жизнь, описанная в "Меделень", - это жизнь определенного молдавского класса, пребывающего в глубоком кризисе, если не в глубоком упадке... Это богатые люди, живущие в городе и в поместье широкой, беззаботной жизнью, западной по своим ориентирам, но глубоко национальной на подсознательном, инстинктивном уровне. Существует определенная восточная патриархальность, сотканная из лени, шутки и романтизма, из полного отсутствия завтрашнего дня (что и естественно для настоящего класса), но более всего из полного отсутствия морали в политике, идеологии" (Михай Раля. Письма из прошлого о литературе, с. 64). Нам же показалось, что в романе "Меделень" "этот определенный молдавский класс" несет в себе абсолютное нравственное начало, в котором - залог подлинной созидательной культуры. По сути, весь культурологический конфликт канунного мира (между культурой и цивилизацией) перенесен в сферу этики, моральных устоев человеческого бытия.

Мир "Меделень", как мы отметили выше, - это "Paradise Lost". Как в любом раю, в "Меделень" торжествует Добро. В этом мире есть только один императив - высокая нравственность и чистота, воплощенные в символы Лета и Детства. Единственный источник Зла - тетка Фица Эленку - давно устранен, изгнан за пределы доброго мира и символически обозначен образом мрачной лягушки, властвующей над проклятым прудом.

Этот мир не знает грубого равенства и основан на иерархическом принципе - залоге гармонии и разнообразия. Здесь опять-таки неприменимы социальные критерии. Подчинение слуг (мош Георге, Аника, Профира, кухарка) основано на родственном принципе: слуги - малые дети господ, члены единой большой семьи. Точно так же дети хозяев (Дэнуц, Ольгуца, Моника) подчиняются своим родителям.

Герои "Меделень" - дети. Родители же, по тонкому замечанию Дж.Кэлинеску, "проходят незаметно как тени, чтобы не нарушить сон детей". Все вместе - Дэнуц, Ольгуца и Моника - выражают гармонию мира во всем его разнообразии. Ольгуца - этот "ангельский бесенок" - несет в себе реалистическое начало, своеобразную внешнюю энергию мира. Дэнуц - романтик, обретающий полноту жизни в своем воображении, в котомке сказочного Ивана Турбинки. Моника - своеобразный персонаж-монада - уравновешивает два противоположных полюса, Ольгуцу и Дэнуца, смягчает их конфликты, снимает все противоречия. В румынской критике Моника признана "одной из самых высоких ступеней, познанных румынской литературой, на пути к романтической поэтизации вечной женственности".

Итак, "Меделень" - это рай, в котором царит гармония порядка, иерархии и Добра. Но это не просто рай, а рай потерянный. И это его качество потерянность - определяет основную тональность канунного мира Ионела Теодоряну - ностальгию.

Внутри самого мира эта ностальгия ощущается на уровне стиля, всеобщего настроения, знака, которым отмечен переход от солнечного лета к дождливой осени. Прочитав книгу и поразмыслив над ней, читатель волен дать дальнейшие определения: ностальгия по чистому детству, ностальгия по высоконравственному дворянству, ностальгия по покою, мирному бытию. И все это - накануне зрелости, накануне мещанской буржуазности, накануне войны и тревог.

* * *

Вначале мы осмелились предположить, что современный русскоязычный читатель найдет в мире "Меделень" глубокие созвучия своему мироощущению. Причина этой созвучности, на наш взгляд, сокрыта в своеобразии русской Истории (иже Культуры); ее безоглядной устремленности в будущее, способности добровольно пожертвовать ради него настоящим. Наш путь - это путь отречений от того, что есть, во имя того, что может быть.