Меделень

- А я разве могу помочь?

- Можешь!

- Я?!

- Конечно! - отчетливо произнесла Ольгуца, глядя ей прямо в глаза.

- Но что?

- Ты должна быть на моей стороне.

- Почему?

- Потому что ты мой друг.

- Конечно...

- Значит, обещаешь?

- Да, Ольгуца, - вздохнула Моника.

Дэнуц во весь дух мчался по дому. Руки у него прямо-таки стосковались: так давно ожидали они веревку со змеем! Тем не менее, хлопнув дверью и собираясь бежать дальше, он вдруг замедлил шаг... и уселся на теплые, нагретые солнцем ступени крыльца. Змей был там, Дэнуц здесь... Перед тем как приняться за игру, Дэнуц всегда радовался, что ему предстоит играть. И выжидал. У каждой радости, по мнению Дэнуца, как и у каждой недели, была своя суббота и свое воскресенье... Во время школьных занятий еженедельные каникулы приходились на воскресенье. Суббота была их кануном. Но радость от предстоящего воскресенья всегда омрачалась приближением самого скверного дня недели - понедельника, черного дня календаря, идущего непосредственно за красным, а радость от наступающей субботы усиливалась близостью воскресенья, которое отделяло ее от понедельника. Дэнуц гораздо больше ценил субботу, нежели воскресенье... Он словно боялся воскресенья...

"Знает!" - подумала Ольгуца, увидев брата, сидящего на ступеньках. Она откусила от бутерброда с маслом, попросила Монику подержать бутерброд и, освободив таким образом руки, спустилась вниз. Моника следовала за ней с бутербродами в руках, не осмеливаясь откусить от своего бутерброда. Они прошли мимо Дэнуца, задевая его своей тенью. Дэнуц повернулся в другую сторону.

"Трус!" - прошептала Ольгуца недавно выученное вместе с патриотическим стихотворением слово, смысл которого объяснил ей отец.

- Что такое "трус", папа?

- Да как тебе сказать?.. Ну, например, кто-нибудь дает тебе пощечину, а ты на нее не отвечаешь, - значит, ты трус!

- Так, значит, я была трусихой, папа!

- Почему?

- ...Помнишь, мама шлепнула меня туфлей? - сказала Ольгуца, глядя на него из-под насупленных бровей.

- Это совсем другое дело! - рассмеялся господин Деляну.

- ...А если бы я поступила так же? - спросила Ольгуца после некоторого колебания и не слишком убежденно.

- Это было бы с твоей стороны дерзостью, и папа тоже рассердился бы на тебя!

- Я не поняла. Повтори еще раз, папа!

В конце концов Ольгуца уяснила себе, что трусом можно быть только среди тебе подобных и что при этом трусом быть не следует.

- Пошли, Моника; здесь нам делать нечего.

Смутное беспокойство овладело Дэнуцем после появления девочек. Тут только он понял, что чего-то не хватает... но чего именно: а! не было слышно трещотки змея. С отчаянно бьющимся сердцем он помчался к дубу.

Под небом, на котором не было ни Бога, ни змея, Дэнуц обнаружил записку, пришпиленную к свисавшей с дуба перерезанной веревке:

"Это тебе за вокзал, Плюшка!

Ольгуца Деляну".

Сердце у Дэнуца упало, подрезанное, как веревка змея.

Чувствуя, что у него не осталось сил, он уселся у подножья дуба... На этот раз котомка Ивана наполнилась слезами.

- Оставь змея, Дэнуц!.. Иди съешь чего-нибудь, - крикнула ему госпожа Деляну, стоя на крыльце.

- ...

- Дэнуц, ты разве не слышишь?

- ...

Госпожа Деляну спустилась с крыльца...

- Ты ушибся, Дэнуц? Почему ты так сидишь?

- ...

- А! Так вот зачем Ольгуце понадобились ножницы!

Госпожу Деляну очень огорчали некоторые слезы. Слезы Дэнуца принадлежали к их числу... Жестокость Ольгуцы возмутила ее до глубины души.

- Иди к маме, Дэнуц... Ты что, не доверяешь маме?

Дэнуц тщетно ждал чуда.

Госпожа Деляну обняла его за шею и повела в дом... По мере того как они удалялись от дуба, Дэнуц все чаще подносил руки к глазам... На лестнице он споткнулся, ничего не видя от слез, словно оказался на пороге темницы.

- Барышня Ольгуца! Барышня Ольгуца! - разносился по саду тревожный крик.

- Ага! - насторожилась Ольгуца... - Я здесь! - смело встретила она свою судьбу.

- Барышня Ольгуца, - проговорила запыхавшаяся от бега Аника, прижав руки к груди, - барыня зовет вас.

- Скажи, что сейчас приду.

- Нельзя, барышня! - в испуге замотала головой Аника. - Барыня велела сказать, чтобы вы сейчас же шли... а если нет, - Аника смущенно опустила глаза, - так чтобы я принесла вас на руках!

- Только этого недоставало!.. Иди и скажи, что я сейчас приду! распорядилась Ольгуца.

- Ладно, я пойду!.. Только уж вы приходите, барышня Ольгуца! - жалобно попросила Аника.

Ольгуца подождала, пока алая косынка Аники не скрылась из виду.

- А теперь пошли!

Ольгуца как герой шествовала впереди; Моника шла за ней следом с видом мученицы.

* * *

- Барышня сказала, что сейчас придет, - тихо и кротко сообщила Аника.

- Я жду... она сама знает, что ожидает ее! - сухо проговорила госпожа Деляну.

- Фуу!

Госпожа Деляну укоризненно посмотрела на отца виновницы и, скрестив руки на груди, с возмущением пожала плечами. Господин Деляну до такой степени был адвокатом, что не мог судить даже детей, а тем более Ольгуцу.

Заседание родительского трибунала открылось на балконе, увитом виноградом, пронизанном солнцем и пением птиц.