Мечты и кошмар

О. — Но вы ошибаетесь, я их не имел с самого начала. Между прочим, потому, что уже знал — (воспользуюсь выражением самого П. Б. Струве) — о его «личной негодности» для центра. Несколько лет тому назад, П. Б., при мне, со свойственным ему тяжелым блеском, доказывал: нет ни одного, наиправейшего левого, который не был бы связан — крючочек за петельку — с большевиками и с их идеей. В одну цепь. Ну, а кто так думает, тот сам уже соединен, — тем же методом крючочков и петелек — с Марковым 2-м и… его идеей. Причем здесь центры?

П. — Хорошо, центры оставим. Во всяком случае, что касается вот этой, последней, марковской идеи… «Возрождение» ее нигде не называет.

О. — Называть ее вообще сейчас не принято. Тактика, для «Возрождения» сугубо обязательная. Но если в газете, изо дня в день, даются все аксессуары определенной идеи, — до мелочей! — если проводятся неуклонно именно ее линии, так, чтобы и сомнений быть не могло, — важна ли, для нас, ее неназванность?

П. — И вы утверждаете, что «Возрождение» — газета не просто правая, но реставрационная?

О. — Скажем еще прямее: стоящая за восстановление русского самодержавия. Излишне добавлять: «во всей его полноте»: ведь оттенков не имеется. Или речь идет о самодержавии в полноте, или вовсе не о самодержавии.

П. — Я боюсь, что вы слишком резко упрощаете идею возрожденцев. Даже если допустить, что вы правы, — они, благодаря обходной тактике «неназыванья», от такой упрощенности легко могут увернуться. А кроме того, насчет Струве: имей он, действительно, идею, о которой вы говорите, разве он так бы и не сказал, с обычной своей прямотой: вот, мол, в чем единственное спасение?

О. — Вы забываете: Струве — книжный, кабинетный человек. Он знает идею, а чуть дело доходит до ее воплощения, до действий, до тактики, — он доверяется другим. Тактика сегодняшняя — зазывать в лагерь с именем «неначертываемым»; и Струве старается не начертывать… поскольку может. Что же до моих «упрощений», то, согласитесь, если упрощение только «утогнение», и если это можно доказать, — кроме добра ничего из этого не будет. А доказать не трудно.

П. — Пожалуй. Да, приемы «Возрождения», обходные пути, как вы говорите, и вообще очень грубы.

О. — Не на нас же с вами они рассчитаны. Не мы нужны. Кто нужен — тот не разберется в невежественной статье Шульгина (Ежов еще примитивнее). А на всякий случай Шульгина в передовой смягчат, выдав его за «enfant terrible» [62], а его апломб за «блеск». Однако тотчас усиливают тон Ильиным (которого не смягчают). Ведутся хлопоты по выдвижению вперед православия, причем «полнейший консерватизм церкви» уже безбоязненно устанавливается, как необходимость, и Карташевым, и передовиком.

П. — Кстати, об Ильине. Последняя статья даже меня поразила. Во-первых — самый тон полемики…

О. — Ну, это у всех «благочестивых», словно из «Потока-Богатыря» А. К. Толстого: «…И когда бы не этот мой девичий стыд… я б тебя, прощелыгу, нахала, и не так бы еще обругала».

П. — Во-вторых — поучения от Писаний апостольских, с явным расчетом, что никто «текстов» не знает…

О. — Тоже обычный прием спора, безрезультатного даже между начетчиками.

П. — Но здесь прием до смешного грубый. Какие начетчики! Ребенок может обличить Ильина: выписки о «начальнике, не напрасно носящем меч», он начал с 3-го стиха послания к Римл. А 1-й почему опущен? В нем (та же 13-я глава) сказано: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены». Ильину придется, таким образом, объявить, вопреки рассудку, что в России сейчас не существует большевицкой власти, или признать, что он, «противящийся» этой власти, «противится Божию установлению» (стих 2-й, тоже опущенный). Вот как опасны тексты! Но подождите, это не все: рекомендуется, наконец, самая отвратительная, самая кощунственная из всех статей о смертной казни, — Жуковского: проект — казнить при звоне колоколов, при церковном пении, при благоговейно безмолвствующем народе, чтобы зрелище казни «воспитывало его в христианском духе взаимной любви и совместной молитвы» (по Ильину). Дальше идти некуда!

О. — Вы забыли, что завершая разгром противника, благочестивый автор отсылает его, между прочим, к сочинениям и «катехизису»… Антония Волынского. Так вот где «правда»! Эта черточка отлично дополняет картину. Конечно, все это переливается в демагогию чистейшей воды. Демагогия — смешение, подмена одного понятия другим. И христианство открыто подменяется «православием», принимаемым как второй член уваровской триады. Так же, далее, либерализм подменяется консерватизмом, патриотизм умышленно смешивается с национализмом. Вы свободолюбивый, верующий патриот? Да, да, говорят вам, это и нужно, ибо вы, в сущности, консервативный, православный националист. А у православного националиста — какое у него может быть «во имя», какая единая русская мечта? Конечно, только «безпрограммное» (зачем программы, когда действует благодать?), веками освященное имя теократической, самодержавной Руси.

П. — Вы подчеркиваете теократичность самодержавия?