Мечты

— И даже с удовольствием. В стражники уйду. Месяц прошел — подай полсотни! А там, глядишь, какой двугривенный и набежит… А в моей земле какой толк? Солонец, глина, выпашь. Ржавь одна. В людях хлеб, а у меня хлебишко. Ворочаешь-ворочаешь горбом, и нет ни черта ничего! Вот по пятнадцать мер с десятинки взял — все тут; и на семена, и на емена. А ты что? У тебя деньги горячие: поковырял, скажем, иглой — вот она, полтина, дай сюда…

— Горячие деньги! Они горячо идут, горячие деньги. Глядишь: рубах нет… Рубахи взял — хлеба! Хлеба взял — дров! Так оно и идет: вертишься всю жизнь, как черт в рукомойнике…

— Неужели у тебя залогу нет про черный день? — удивился сотник, и в голосе его слышался снисходительный упрек сытого человека голодному за то, что он голоден.

— Отколь же ему быть, залогу, ваше благородие? — сказал Ферапонт, деликатно улыбаясь над наивностью вопроса. — Ведь их у меня, ртов-то, вон сколько! Одни родятся, другие помирают, а все на него расход. Уж рубля три, меньше не обойдется, когда родится: первым долгом — бабке, второе — за крестины, того-сего… А умрет — тоже за все заплати. Малому что? У него всего много, всем доволен… всем достоинством: и богат, и ни об чем голову не ломает…

— А в Сибири, думаешь, дешевле за это берут?

— Надобности нет. Там есть из чего. Там первым долгом, по приезду, дают две сотенных на хату да три сотенных на обзаведение…

— Н-ну?

— Ей-бо!.. У меня там дядя родной.

Ферапонт соврал про дядю, но так как он слышал эти фантастические цифры от другого такого же, как сам, мечтателя, у которого в Сибири будто бы действительно был дядя, то он теперь на время присвоил себе этого дядю для большей убедительности.

— Это хорошо, — сказал Роман Ильич с некоторым сомнением в голосе.

— Куды лучше! — согласился Ферапонт.

— На пятьсот можно даже очень порядочное дело развить не то в Сибири, а и у нас, — заметил Шишов.

— Первым долгом построю хату… — вдохновенно заговорил Ферапонт, опуская глаза на огонек цигарки, отчего лицо его стало серьезно-соображающим. — Лес там дешевый, сделай милость — стройся! нипочем лес!

— Протяжной или круглый думаешь? — осведомился Маштак. Нельзя было угадать, смеется он или всерьез любопытствует: заросшее бородой лицо его всегда было немножко зверообразно, и мудрено было распознать на нем шутку.

— Не обожаю я протяжных домов — топка большая требуется. Скруглим. Три теплых с колидором, в колидоре тальянское окно сделаю. Людей мне не просить, плотничать я и сам могу, тоже, топор из рук не вырвется… А из пятисот выгадать можно… Ведь земли-то — область!

Ферапонт сделал широкий жест цигаркой.

— На пять душ дадут: на четырех ребят да на самого, бабы в счет нейдут. По пятнадцать десятин! Это… это… Прикинь, Федот Иваныч, на счетах, сколько это выйдет? Семьдесят пять?

Ферапонт давно в точности высчитал, что семьдесят пять, но хотелось, чтобы и другие воочию убедились, что именно семьдесят пять, никак не меньше. И Федот Иваныч сразу знал, что семьдесят пять, но с небрежной легкостью привыкшего высчитывать человека щелкнул раз — другой на счетах и сказал:

— Семьдесят пять.

— Д-да… это цифра! — сказал Маштак почтительным тоном.

— Цифра! — с восхищением повторил Ферапонт. — Прямо область! Семьдесят пять… это ленточка добрая выйдет… пожалуй, раза три станицу покроет? Хороша будет полоска!.. Я к реке буду прибиваться ближе — там рыбные реки. В случае чего — ну-ка. ребята, бредень! К обеду чтобы свежая рыба была! Без варева чтобы и домой не показываться!.. Там ведь рыба-то: чебаки — во-о!..

Ферапонт отмерил на левой руке до самого плеча и посмотрел на всех победоносным взглядом.

— Фу ты, чтоб его болячка! В сам-деле, житье хорошее! — сказал Шишов восхищенным тоном. — Насчет рыболовства и я охотник… в сам- деле…

— Что ж, приезжай! Удочки захвати!

Ферапонт выпустил клуб дыма, заливисто рассмеявшись своей шутке, и восклицание Шишова решительно утвердило его в мысли, что земля его непременно должна примкнуть к реке.

— Ну, хорошо, — сказал Попков придирчиво, и чувствовалось, что ему как будто досадно будущее благополучие Ферапонта, в которое все, по-видимому, начинали верить. — Хорошо… А обзаведение?

— Чего обзаведения?

— Ну вот, например, плуг, бороны, арба… Ведь на круглый дом пятьсот — их обязательно уложишь. Это уж как ни верти! А лошадей, например, откуда?

— Лошадей? — Ферапонт на мгновение обнаружил как будто колебание, но затем решительно сказал: — Да, лошадей надо. Добрых лошадей. Плохих лошадей я не обожаю. Что они? Как она шкапа, так шкапа и есть. Ну, на первых порах найму спахать десятин шестнадцать — все, глядишь, из урожая выручу что-нибудь. Опять же шитво: за зиму сотенную возьму? Там работы — не как у нас, там хорошие работы, а мастерового народу мало. Это не штука!

Он уверенным жестом сдвинул цигарку в угол рта, и всем показалось на минуту, что он стал и выше ростом, и внушительнее.

— Нам лишь бы земля, — прибавил он самоуверенно, — а там мы ее разделаем, уйди — вырвусь!..