Мечтай обо мне

При мысли о родине лицо Вулфа просветлело. Довольно было даже короткой отлучки, чтобы в душе возникла невосполнимая пустота, сильнейшая тяга к земле своих предков. Вскоре они смогут согреться у родного очага и ощутят себя дома, но прежде неплохо причалить, размяться после недели на веслах и настрелять дичи. Рыба уже не лезла в глотку.

Скоро Кимбра поняла, что корабль изменил курс, и уставилась на полоску земли. Та приближалась слишком быстро. Вскоре взгляду открылось холмистое побережье, густо поросшее сосновым лесом и перерезанное бесчисленными речками и ручьями. Девушка была приятно удивлена, так как ожидала совсем иного: айсбергов, фьордов с крутыми утесами и почти бесплодной тундры. Но перед ней лежала земля, полная дикой красы.

У викингов было много работы. Их могучие тела двигались синхронно, в четком ритме — зрелище, которое Кимбра находила захватывающим. Вулф поставил к рулю Олафа, а сам занял его место у весла. Большинство воинов сменили рубахи на штаны из мягкой кожи, чтобы можно было раздеться до пояса. Девушка не могла оторвать взгляда от широкой спины Вулфа. Он сидел, уперев ноги в ребро судна, раскачиваясь взад-вперед, и так же раскачивались черные крылья его волос. Вот он обернулся, бросил через плечо какую-то грубую шутку и блеснул в улыбке белизной зубов. Кимбра поспешно отвернулась, не желая, чтобы ее завороженный взгляд был перехвачен.

Берег рос. Буквально на глазах разбухал желто-зеленым тестом. Желтое было устьями рек и речушек, где сидели чайки и грелись на солнце тюлени, зеленое — раскидистыми кронами сосен. Не успела Кимбра оглянуться, как прозвучала команда пристать. Весла были разом подняты, так что корабль словно ощетинился. В воду полетел каменный якорь на толстенной железной цепи. Судно содрогнулось и застыло, чтобы потом закачаться на легкой зыби.

Несколько человек из команды вооружились и вброд направились к берегу, остальные принялись складывать парус и крепить весла.

Кимбра с сомнением оглядела полосу воды, что отделяла ее от берега. Она бы запросто добралась до суши вброд, как викинги, если бы не горностаевая мантия.

Девушка робко взглянула на Вулфа. Тот стоял у кормового трюма, передавая другим какие-то припасы. Он поймал ее взгляд, и его глаза заискрились. Он находил смятение пленницы забавным.

— Мы высаживаемся, а ты? Останешься здесь?

Кимбра была возмущена.

— Будь на мне другая одежда, я бы здесь не сидела! Добралась бы до берега не вброд, так вплавь!

— Ах да, я забыл. Ты же отлично плаваешь.

Больше Вулф ничего не добавил, и Кимбра совсем расстроилась. Впервые за всю неделю она чувствовала себя беспомощной, брошенной на произвол судьбы. На берегу не было никаких признаков человеческого жилья, и, если честно, она вообще не понимала, чего ради было бросать якорь именно здесь. Что станется с ней на этом пустынном берегу? Горло стеснилось, на глаза навернулись слезы.

В следующий миг она была в объятиях Вулфа. Он нес ее к борту. На сей раз быть глухим, немым и бесчувственным выпало Олафу, который принял Кимбру из его рук. Впрочем, скоро девушка снова оказалась в объятиях Вулфа. Доставив ее на берег, викинг с минуту держал руку у нее на плече (жест был удивительно ободряющим), потом нагнулся за оружием.

— Сегодня будем есть мясо.

Он отдал все нужные распоряжения и бегом скрылся за изгибом берега, догоняя остальных.

Кимбра посидела у костра, отошла по своим делам за густую купу кустарника, потом решила пройтись, чтобы размять ноги. Ей пришло в голову, что она может запросто уйти от лагеря. Интересно, как скоро ее хватятся? Да и хватятся ли вообще? Ведь все дружно делают вид, что ее не существует. Кто станет преследовать невидимку?

Впрочем, она не стала искушать судьбу и правильно сделала. Когда некоторое время спустя она вернулась в лагерь, Олаф поднял взгляд от горшка, в котором что-то помешивал, и молча кивнул. Выходит, они ее все-таки замечали.

Хотелось прилечь, как мужчины, но Кимбра не решилась и села к костру. От горшка шел такой аппетитный запах, что живот требовательно заурчал. Олаф добавлял в варево какие-то приправы, принюхивался, пробовал и снова лез в мешочек у себя на поясе. Наконец он унялся и сел.

— Что там? — спросила Кимбра и указала на мешочек.

Одноглазый был поражен, что она к нему обратилась. Однако не повернулся на голос, и Кимбра думала, что не получит ответа. Но Олаф прокашлялся и заговорил, не поднимая взгляда от ветки, из которой мастерил ложку:

— Это смесь для вкуса: соль, петрушка, шалфей и разное другое.

Кимбра улыбнулась, счастливая уже оттого, что хоть кто-то удостоил ее словом. Она склонилась ближе к горшку и принюхалась:

— Я чувствую черный перец и тмин. — Когда на лицах викингов появились улыбки и ей удалось перехватить пару-тройку любопытных взглядов, она заметила: — Значит, будет заяц.

Одноглазый передернул плечами, стараясь казаться равнодушным, но он явно был под впечатлением. Наступила очередь сахарной свеклы, ячменя и капусты, которые Олаф понемногу добавлял в горшок. Потом он заговорил снова:

— И зайца довольно. Ведь пристали только на одну ночь.