Мечтай обо мне

— В одной бухточке, совсем рядом. — Хоук невесело усмехнулся. — Все эти гонки под парусом пришлись кстати, благодаря им я знаю местное побережье не хуже, чем родное. Все, что потребовалось, — это подыскать укромное местечко.

Выходит, он задумал это уже в первый день гонок. Или планировал все время пребывания в Скирингешиле, с самого первого дня и до последнего, пропуская ее заверения в личном счастье мимо ушей.

— Тогда поспешим! — сказала Кимбра с отчаянием и потому резче, чем собиралась. — Вулф не должен узнать, как ты воспользовался его гостеприимством. — Она перехватила взгляд брата и поспешно добавила: — Вы еще можете быть друзьями, и я не хочу разрушить всякую надежду на это.

Хоук промолчал, лишь выразительно приподнял бровь. Он снова опустил капюшон на лицо, достал из-под плаща такой же простой и объемистый, но женский, и протянул сестре:

— Надень это и поспешим.

Они влились в поток торгового люда и моряков, вытекавший из ворот. Потом Хоук увлек Кимбру за шеренгу тяжело груженных фургонов, и не успела она оглянуться, как они оказались в стороне от крепости. Дорога в город скрылась за кустами, когда они свернули с нее на тропу, ведущую к подножию холма и вокруг него, за скалы, куда не достигал взгляд часовых. Дальше последовал быстрый и по большей части безмолвный марш-бросок на север. В этой местности Кимбре еще не приходилось бывать даже во время своих вылазок за травами.

Именно здесь, в уединенной бухточке, коротал время корабль брата.

— Надеюсь, этого довольно! — воскликнула Кимбра, с тревогой оглянувшись на быстро клонившееся к западу солнце. — Если я здесь и сейчас скажу, что вышла замуж по доброй воле, ты мне поверишь?

— Я поверю, если ты скажешь это на палубе! — упрямо повторил Хоук.

Пораженная ужасной догадкой, Кимбра замерла на месте.

— Хоук! Ты ведь не собираешься обмануть меня? Если на палубе я скажу, что никто не принуждал меня к браку, что я совершенно счастлива, ты ведь позволишь мне вернуться? Или увезешь отсюда, невзирая ни на что?

Хоук обратил к ней несколько озадаченный взгляд. Он как будто впервые допустил, что Кимбра и в самом деле может не пожелать уехать. В этом случае отъезд превратился бы в похищение.

— Я приму твое решение, если буду уверен, что оно идет от души, — заверил он неохотно.

Получалось, что выбора все равно нет: так или иначе предстояло подняться на судно и сделать все, чтобы убедить брата. Кимбра спустилась в бухточку через кустарник, покрытый поздними душистыми цветами.

Люди Хоука приветствовали его с заметным облегчением: очевидно, его намерение отправиться в крепость в одиночку не пришлось им по вкусу. Но вот командир вернулся целым и невредимым.

Якорь был поднят и парус поставлен в мгновение ока, еще до того, как Хоук и Кимбра ступили на галечник пляжа. Он уже приготовился подсадить сестру на борт, когда раздался стук копыт.

Оба окаменели.

Глава 23

Вулф даже не спрыгнул, а сорвался с седла, как во время землетрясения срывается со скалы громадный камень, круша и подминая все на своем пути. Меч оказался у него в руке еще до того, как ноги коснулись земли. Черты его лица сложились в ужасную маску гнева. В них больше не было ни тепла, ни понимания, ни рассудка — одно лишь безумие смертельно оскорбленного человека. Глаза блестели тускло, как лезвие остро наточенного меча. Губы были сжаты так, что совсем побелели, на шее натянулись жилы, по плечам и рукам пробегала дрожь.

При взгляде на мужа Кимбра едва удержалась от крика. Она поняла наконец, почему его имя так пугало и почему не всякий храбрец отваживался принять его вызов. Вулф являл собой воплощение эмоций во всем их неистовстве. Это ошеломляло, внушало ужас… и усугубляло любовь. Даже теперь, когда у Кимбры перехватило горло и потемнело в глазах, она протянула руку, движимая властной потребностью успокоить его, заверить, что все совсем не так, как он думает.

Она забыла о брате, зато Хоук не забыл о сестре. Всю жизнь защитник и покровитель, он давно уже утратил способность рассуждать, когда речь заходила о ее безопасности. Не говоря ни слова, он толкнул Кимбру назад, прикрыл ее собой и вытащил меч. Людей Вулфа, что лавиной катились вниз по холму, он не замечал. Его внимание было сосредоточено на ярле.

А тот рвался прямо к нему.

— Стой, викинг! Иначе мир, которого ты так жаждешь, кончится, еще не начавшись!

— Мир? — У Вулфа вырвался лающий смех человека, обманутого во всех его надеждах. — Мир — это мечта, она для дураков! Истина в войне!