Мечта скинхеда

— Смена у меня закончилась в четыре. Я работаю в аптеке «Анна» недалеко от метро «Багратионовская». Я поехала домой, поужинала, переоделась… Честно говоря, мне было немного не по себе. Знаете, как это бывает: перед важным разговором с незнакомым человеком пытаешься проговорить про себя все, о чем хочется сказать, потом представляешь, что он может сказать в ответ, начинаешь спорить или соглашаться, и совершенно разных разговоров об одном и том же можно представить себе сколько угодно. Весь день я была немного рассеянная, этот мужчина, который звонил от имени Герасимовой, он только сказал, что разговор будет о Владике. Но о чем именно? Я все переживала, может быть, захватить с собой какие-нибудь документы. Потом мне вдруг пришло в голову, что Владик ведь был на стороне тех, с кем Герасимова борется, а с другой стороны, она ведь пытается помочь таким запутавшимся подросткам… — Говорила она спокойно, уверенно, не подбирая подолгу слова, словно подготовила речь заранее, только взгляд Гордеева не отпускала ни на минуту. Если он, делая пометки, и опускал глаза, то, стоило ему их поднять, Пухова тут же цеплялась взглядом, ища одобрения и поддержки. — В общем, вам это может и не интересно, но я просто хочу, чтобы вы поняли, что я была не совсем в трезвом уме и твердой памяти, поэтому что-то вокруг себя могла просто не заметить. Я, например, совершенно не помню, как ехала на такси к дачному поселку. Такси я взяла сразу возле метро «Кузьминки», зато в мельчайших деталях помню ворота. Они были закрыты, и я, наверное, минут пять сидела и пялилась прямо на них, потому и запомнила.

По-прежнему не сводя глаз с Юрия Петровича, она налила себе воды из графина и, едва пригубив, поторопилась продолжить:

— Когда мы подъехали, к машине вышел парень-охранник, спросил, к кому я, я объяснила. Он сходил, что-то проверил, вернулся и пригласил меня войти. Ворота так и не открылись, и машину на территорию не пропустили. Мне вообще пришлось ее отпустить, потому что не знала, сколько мы будем разговаривать. Охранник проводил меня немного, показал, куда идти дальше, и вернулся к воротам.

— То есть до коттеджа он с вами не дошел? — спросил Гордеев.

Она отрицательно покачала головой:

— Нет. Там в «Березках» всего две улицы, он проводил меня на нужную и сказал, что участок Герасимовой пятый слева. Но участки там большие, я шла несколько минут, пока добралась до пятого, еще переживала, что опаздываю. Я же не знала, что придется потратить столько времени, могла бы приехать на десять минут раньше. А тут еще начал накрапывать дождь, я снова переживала, можно ли вызвать отсюда по телефону такси или, может быть, кто-нибудь, например, из охранников Герасимовой подбросит меня до города, раз уж она вытащила меня в такую даль…

— Вы отыскали участок Герасимовой, и? — напомнил Юрий Петрович.

— Да, там были еще одни ворота и что-то вроде калитки или двери. Рядом с калиткой звонок с переговорным устройством. Я вначале позвонила, но мне никто не ответил, а потом я увидела, что калитка приоткрыта. Улица там достаточно ярко освещена фонарями, а сразу за калиткой во дворе — полумрак, но после яркого света мне показалось, что совсем темно, только в глубине двора светятся окна. Я постояла, чтобы глаза привыкли, разглядела дорожку… Не дорожку даже — широкую подъездную аллею, от ворот она, немного петляя, тянулась к дому, с двух сторон высокая живая изгородь, а за изгородью — деревья, я не разобрала какие. Я сделала буквально пару шагов, вижу, на земле что-то белеет. Я наклонилась и увидела, что на дорожке лежит лист бумаги, придавленный камнем. Следователь мне не верит, но этот лист там был и камень был.

— Я разве говорю, что вам не верю? — ободряюще улыбнулся Гордеев. — Я верю, продолжайте, пожалуйста.

Она отпила еще глоток воды и смущенно спросила:

— У вас случайно нет аспирина? Меня немного знобит, простудилась, наверное, вчера…

Аспирин у Юрия Петровича был. С некоторых пор он взял в привычку всегда иметь при себе аспирин, валидол, лишнюю пачку сигарет и пару запасных носовых платков. Иногда именно такой мелочи может не хватить для установления нужных отношений с клиентом.

Приняв таблетку, Пухова без напоминаний вернулась к прерванному рассказу:

— Мне и самой этот камень с бумажкой под ним кажется странным, и тогда показался. Но я подумала, а вдруг Герасимова где-то в гараже или в другом конце сада или, может, ей нужно было срочно куда-то на минутку отлучиться, мало ли. Вот она и оставила мне записку. Правда, почему не на крыльце, например, там и свет, и вообще… И еще я даже подумать не могла, что она там одна, то есть мне мог кто-нибудь объяснить, где она, попросить подождать. Но камень я все-таки подняла, взяла бумажку, но там ничего не было написано.

— Вы уверены? — переспросил Гордеев. — Вы же сказали, что во дворе было темно.

— Когда глаза привыкли, уже было не очень темно. Может быть, если бы там было что-то написано, мне и трудно было бы разобрать, но там ничего не было, это я точно видела. Ничего, абсолютно чистый лист, с двух сторон.

— И что вы с ним сделали?