Мечта Мира

— Нет, Одиссей, это я сама; я узнала всю правду и простила тебе твою вину. Но за то, что ты забыл слова богини и поклялся Змием, когда должен был клясться звездой, ты в этой жизни никогда не назовешь меня своею. Ведь это твой последний бой, Одиссей! Смотри, воины Фараона ждут твоего слова, веди их на врага и стяжай в последний раз бессмертную славу!

Повинуясь мановению руки Скитальца, военачальники Фараона повели своих людей, и те, как морской прилив, уносимый сильным ветром, устремились на врагов и, подобно лавине, поглощали их полчища одно за другим; всюду впереди неслась золотая колесница, запряженная молочно-белыми конями; багрово-красная звезда на груди Елены служила путеводной звездой войскам Фараона, и всюду впереди блестели золотые доспехи и шлем Скитальца.

Скоро от всех девяти народов, приведших сюда свои полчища, не осталось уже никого.

Воины Фараона стояли теперь у стен лагеря ахеян, охранявших свои суда и с удивлением взиравших на необычайное зрелище.

— Кто это? — воскликнул один из ахеян. — Кто ведет против нас армию Фараона в золотых доспехах, скованных по образцу наших?

— Такие доспехи я знавал когда-то и такой же человек имел их на себе! Эти доспехи, точно доспехи Париса, Приамова сына, но его давно уже нет в живых! — проговорил один престарелый воин.

— А кто она, эта златокудрая женщина, на груди которой горит и искрится багрово-красная звезда, которая поет сладкозвучные песни в то время, когда кругом нее умирают люди?

И снова отвечал тот же престарелый воин:

— Такую красоту я когда-то видал, и так же она певала тогда; та же звезда блистала у нее на груди. То была Елена Аргивянка, из-за красоты которой мир омрачился от смерти и захлебнулся в крови, но Елена Аргивянка давно умерла!

Между тем Скиталец взглянул на ахеян и на знакомые девизы на щитах тех воинов, отцы которых сражались с ним бок о бок под стенами Илиона, и при мысли о том, что он должен вести против них полки Фараона, на душе у него стало так горько, что он заплакал.

— Не плачь, Одиссей, — промолвила Елена, — так предназначено тебе судьбою и против нее ты бессилен! Веди на них воинов Фараона, так как от них, от ахеян, тебе суждено принять смерть!

С тяжелым сердцем двинул Скиталец своих людей на ахеян и сам устремился на них на своей колеснице, но ни одной стрелы не пустил он в них, а их стрелы отскакивали от золотых доспехов Скитальца. Реи и Елена также оставались неуязвимы, хотя кругом них смерть разила людей.

Пока кипел бой, Реи рассказал Скитальцу о смерти Фараона, о сожжении храма Гаттор, о бегстве Елены. Скиталец, выслушав его, заметил:

— Пора кончать, Реи! Мериамун скоро явится сюда разыскивать нас, а мне думается, что я оставил по себе заметный след! — и он указал рукою на груды тел, отмечавших его путь.

Между тем престарелый ахеянин пустил стрелу в стоявших в колеснице, но стрела, едва коснувшись груди Елены, вдруг избрала иное направление, не причинив ей ни малейшего вреда; пораженный этим чудом, он не спускал с нее глаз. Вдруг Елена подняла голову и взглянула прямо ему в лицо, и в этот момент он узнал в ней ту Елену Аргивянку, которую он не раз видел во время осады Трои.

Теперь он узнал и доспехи Скитальца и, объятый ужасом, громко крикнул своим:

— Спасайтесь, ахеяне! Бегите! Бегите скорее к своим судам, бегите из этой проклятой страны! Там, на золотой колеснице, стоят Елена Аргивянка, давно умершая, и с нею Парис, сын Приама, явившийся сюда отомстить за бедствия Илиона сынам тех, кто навлек на него эти бедствия! Бегите, пока рок не сразил вас!

Паника охватила вдруг ахеян, когда отряд за отрядом передавал друг другу слова престарелого воина, знавшего некогда Париса и Елену. С минуту ахеяне в недоумении смотрели, как смотрят овцы на подкрадывающегося к ним волка, затем, покинув стены, побежали к своим судам.

Воины Фараона, взбежав на стены, ворвались в их укрепленный лагерь и кинулись преследовать их вплоть до самых судов.

Многие суда были преданы огню; зарево пожара осветило поле битвы, но некоторые суда успели выйти на середину реки и, держа весла наготове, ожидали, чем кончится сражение.

Солнце уже зашло.

На поле сражения спустился мрак, так что люди едва могли видеть друг друга. Скиталец, стоя на своей колеснице на берегу, следил за ходом битвы, он был утомлен и измучен.

Вот и последнее судно отчалило от берега. На суше уже не оставалось более врагов. На этом судне стоял юноша, рослый, красивый, могучий и отважный. Одиссей, глядя на него, решил, что из всех ахеян это первый воин, так как он один долго удерживал врага, пока товарищи его спускали на воду судно и готовились отплыть.

Теперь он стоял на корме судна и, увидев отблеск зарева горящих судов на золотых доспехах Скитальца и на золотом его шлеме, натянул свой лук и пустил стрелу, крикнув ей вслед:

— Прими подарок, дух Париса, от Телегона, сына Цирцеи и Одиссея, врага Париса!