— Стреляйте в нее! Убейте эту ведьму! Если она пройдет в ворота, клянусь своим царским словом, каждый из вас умрет сегодня же! — кричала царица. Но только трое натянули свои луки; и то у первого из них порвалась тетива, у второго стрела сорвалась и вонзилась ему в ногу, а стрела третьего, уклонясь от линии полета, пронзила сердце солдата, стоявшего ближе всех к царице; этот человек был тот самый, который пытался удержать Елену в дверях.
— Не приказывай своей страже стрелять в меня, — сказала странная женщина, — не то стрелы, предназначенные мне, вонзятся в твое сердце. Помни, что мне ни один мужчина не может нанести вреда! Эй, отоприте ворота и дайте пройти Гаттор!
И вся стража у ворот выронила свое оружие; ворота распахнулись настежь.
Она вышла, и все, кто тут был, пошли за нею, но вдруг она затерялась в толпе и исчезла.
Мериамун побелела от бешенства, поняв, что Елена Аргивянка, которая была ей ненавистнее всего на свете, ускользнула из ее рук. Обернувшись к тем, которые отворили дверь и пропустили Елену в ворота, разъяренная царица приговорила всех их к немедленной смерти. Тщетно Реи, опустившись на колени, умолял ее пощадить их жизнь, увещевая царицу, что от этого произойдет горе и несчастье.
— Вспомни, — говорит он, — что постигло того сидонца, который осмелился поднять руку на богиню! Не убивай этих людей, не то недобрые вести смутят твой покой!
Но царица с бешенством взглянула на него.
— Слушай, Реи! Посмей повторить такие слова, и я, хотя раньше любила тебя, первого из слуг Фараона, клянусь, ты первый умрешь! Уходи же с глаз моих, чтобы я не видала тебя! Не то я убью тебя тут же на месте. Отнимаю у тебя все твои почести и отрешаю от всех твоих должностей, отбираю все твои сокровища в мою казну! Уходи отсюда и не попадайся мне больше на глаза!
Не прибавив больше ни слова, старик повернулся и бежал, бежал без оглядки, зная, что лучше было стоять перед львицей, у которой отняли ее детенышей, чем перед этою женщиной, когда она была в гневе.
За ним захлопнулись ворота, а начальника стражи, охранявшей ворота, потащили к тому месту, где стояла царица, и здесь, не прося пощады, так как душа его все еще была полна сознания красоты Гаттор, тот безмолвно принял смерть.
Реи, следивший издали за всем происходившим во дворе дворца, громко застонал; царица приказала продолжать казни. Но в этот момент с улицы донесся скорбный плач и стоны. Все с недоумением переглянулись; но вот послышались голоса: «Фараон вернулся! Фараон идет во дворец!» Вслед за тем раздался стук в ворота.
Теперь Мериамун уже не помышляла более о казнях, а приказала распахнуть ворота и двинулась навстречу Фараону. Во двор вошел запыленный от дороги, истомленный и измученный человек; глаза его сверкали диким огнем безумия; волосы и борода были всклокочены, а лицо так изменилось, что с трудом можно было признать за лицо Фараона Менепта; так оно было искажено выражением горя и ужаса.
Он взглянул на царицу, взглянул на убитых, лежавших у ее ног, и дико рассмеялся.
— А-а! — воскликнул он. — Еще мертвые! Разве нет конца смерти, нет предела ее жатвам? Нет, здесь, как вижу, смерть поработала мало!.. Может быть, и ее рука, наконец, приутомилась! Покажи мне, царица, где твои убитые? Покажи их мне, много ли их?
— Что сталось с тобою, Менепта? Что за странные речи слышу я от тебя! — сказала царица. — Та, которую называют Гаттор, сейчас прошла здесь, — и это — следы, оставленные ею на ее пути… Но говори, что такое с тобой случилось?
— О, я расскажу тебе все, царица! — продолжал Фараон с горьким, душу надрывающим смехом. — Я хочу рассказать тебе веселую повесть. Ты говоришь, что здесь прошла Гаттор, что это — следы, оставленные ею на пути. Ну, а я скажу тебе, царица, что тот, кого Апура называют Иегова, прошел там, по Чермному морю6, и там лежит великое множество: это тоже след, оставленный Им на Его пути!
— Где же твои воины, весь сонм твоих воинов, Менепта?! — воскликнула царица. — Отчего их не вижу я? Ведь осталось же хоть сколько-нибудь…