Гладиатор схватился за решетку и рванул в ярости. К его удивлению преграда подалась. Составленная и частей, решетка убиралась во время поединка. Попытка выломать ее кусок не казалась такой нелепой. Элий со своей стороны тоже вцепился в прутья. Еще усилие и… удар тока по рукам. Пальцы разжались сами собой. Элий с криком отпрянул и упал. Окошко наверху отворилось вновь, но в этот раз в нем появился не Макрин, а физиономия охранника.
– Немедленно отойти от решетки, или я подниму напряжение! – крикнул надзиратель.
Элий остался лежать неподвижно на полу. Поначалу Веру показалось, что приятель потерял сознание.
– Элий, ты жив?! Подонки! Я вас всех передушу! – Вер погрозил невидимым врагам.
Но там, наверху, не обращали внимания на его вопли.
Элий наконец поднялся.
– Даже на заседаниях сената я не чувствовал себя так мерзко, – подвел итог сенатор.
В нужный час решетку поднимут. Но это будет час поединка, и тогда будет поздно что-то предпринимать.
– Я придумаю выход, – пообещал Вер, но разум его не мог отыскать ни единой лазейки.
– Да, ты хитроумен, как Улисс, – попытался приободрить друга Элий, – но, к счастью, не так беспринципен.
«Я еще более беспринципен…» – хотел сказать Вер, но сдержался, а вместо этого спросил:
– У тебя есть оружие?
Элий наклонился и снял со своего сенаторского кальцея серебряный полумесяц – один из знаков его сенаторского звания.
– Это же серебро, – поморщился Вер.
Элий предостерегающе поднял палец. И принялся разбирать на части полумесяц. Серебряной оказался только накладка. Внутри полумесяц был из стали и остер, как бритва.
– Что-то новенькое в одежде сенаторов, – шепнул Вер.
– Надо же иногда пользоваться своим положением. Подонки, посадили меня в сырой подвал, и не дали шерстяных носков! – Элий принялся растирать изуродованные голени. – Теперь ноги будет ломить до следующих Календ.
Вер решил, что Элий точно сходит с ума. Какие Календы! О чем он?!
– Элий, нас прикончат сегодня ночью. Так что до Календ тебе не придется мучиться.
– И тогда ноги перестанут болеть! Какое счастье! Представь, Юний, мои ноги перестанут ныть от холода только, когда я умру.
Элий попытался улыбнуться. К нему вернулась способность философствовать, а значит – вернулось душевное равновесие. А это немало. Да, да, надо забыть о шерстяных носках и боли, и подумать о судьбах человечества, так будет проще оценить собственную странную Фортуну.
– Сейчас мы не можем ничего предпринять, – подвел итог Юний Вер. – Остается ждать встречи с гениями.
– И философствовать, – добавил Элий. – Мрачный подвал располагает к размышлениям. В самом деле, почему не устроить коллоквиум перед боем, если больше нечем заняться? Расположимся поудобнее на холодных камнях и предадимся ученой беседе.
Элий разорвал свое одеяло и протянул половину Веру. Бывший гладиатор последовал совету друга и уселся подле решетки. Элий расположился с другой стороны.
– О чем же мы будем рассуждать? – поинтересовался Вер.
– О том, что с нами происходит.
– Ты в этом что-то понимаешь? Я лично – нет.
– Наш частный случай мне пока не понятен. Но в глобальном, пожалуй, – да, я кое-что понимаю.
– Как это… Разве такое бывает!
– Гораздо чаще, чем ты думаешь. К примеру, я могу описать тебе со всеми подробностями положение на хлебном рынке или в военной промышленности, проанализировать тенденции роста тяжелой индустрии и причины закрытия ткацких фабрик. Но если ты попросишь объяснить, почему Марция не торопится развестись с Пизоном, я не смогу ответить.
– А она в самом деле не торопится?
Элий оставил этот вопрос Вера без внимания.