Мечта империи

– Неудачный довод: винтовки и пушки есть у всех в отличие от микрохирургии, телефонов и киностудий. Ты забыл, как перед Северной войной на заводах Империи было закуплено оружие для нападения на саму же Империю? Искусство, философия, математика, медицина – здесь людям предоставлена полная свобода. Но физика, химия, механика контролируются постоянно. Воздушные шары способны подняться в небо лишь на несколько минут. Давным-давно создана теория полета на аппаратах тяжелее воздуха. Но как только удается построить такой аппарат и поднять в воздух, случается катастрофа. Авиатор Корд взял у меня клеймо – его желание было таким простым и естественным – новый аппарат должен наконец взлететь в воздух. И… и… – Элий замолчал.

– Ты проиграл?

– Это был поединок с Хлором.

Вер не знал, что сказать в ответ.

– Это искусственное торможение, – продолжал Элий. – Но как всякий искусственный процесс, он обречен на провал. Пусть с запозданием, но то, что должно быть изобретено, будет изобретено.

– А что, если наш мир может существовать только в этих искусственных условиях? Если, лишившись опеки, он погибнет?

– Тогда это означает, что наш мир не просто несовершенен. Он ущербен. Уродлив. – Элий содрогнулся и глянул на свои ноги. – И он искусственно искалечен. Мы ведем ненормальную жизнь. Неважно, хороша она или плоха. Она должна кончиться, потому что она неестественна. Из-за этой искусственности мы оказались в тупике.

– Ты сам ратовал за исполнение желаний. А теперь хочешь отказаться от этого дара? Отказаться от мечты Империи?

– Да, ратовал. Пока не столкнулся с собственным гением и не очутился в этом подвале.

– К чему ты клонишь?

– Лишь к тому, что люди, как и тысячу лет назад, подошли к очередному опасному рубежу. И перед Космическим разумом вновь стоит вопрос: остановить нас, стереть с лица земли и начать все сначала, как говорится, от яйца; или рискнуть и позволить действовать дальше. Может быть, после всех ошибок мы найдем приемлемую форму существования?

Элий замолчал. Такая теория могла прийти на ум лишь в подземелье. Как видно, и подвал может на что-то сгодиться. У Вера появилось странное чувство, будто все это он знал и без Элия. Только не удосужился как следует подумать.

– Неприятно жить в мире, который вот-вот должны уничтожить. Но может быть, все не так страшно. Разве запрет разрабатывать оружие – это не запрет самих людей? – он возразил лишь для того, чтобы услышать опровержение своих слов.

– Запрещать самому себе изобретать и узнавать? Разве такое возможно? Напротив, каждый стремится перелезть через ограду и сорвать недоступное яблоко Гесперид. «Ведь всех нас влечет к себе и ведет горячее желание познавать и изучать…» [91]

Слова Элия заставили бывшего гладиатора вспомнить о золотом яблоке:

– Я тебе говорил о подарке, который мне прислали в первый день игр?

– Такое часто случается с гладиаторами. Мне тоже присылали в первый день венки, цветы и даже украшения, особенно, если я побеждал. А ты выиграл приз.

– Элий, мне прислали литое золотое яблоко, и на нем было выгравировано: «достойнейшему». Тебе это ничего не напоминает?

– Спор богинь из-за золотого яблока. А после спора – похищение Елены и Троянская война.

– У нас нет на примете Елены. Остановимся на войне. Троя пала. А римляне – потомки троянцев.

– Я тоже изучал историю в начальных классах.

– Это яблоко – предупреждение богов, что Рим падет. И я должен сделать нечто такое, чтобы предотвратить падение. Но я не знаю – что именно, – признался Вер.

Элий подался ближе к решетке:

– Что касается моей встречи с гением, то я соврал Курцию. Вернее, сказал не все. Мой гений интересовался, о чем мы болтали с гением кухни. И еще… Гораздо больше его интересовала Летиция Кар. Он выпытывал, где она прячется.

– То есть – они не могут ее найти? Гении не могут найти девчонку?

– Выходит так… – Элий сдавил пальцами виски. – Дай еще воды, – попросил он. – После этой отравы у меня все горит внутри. – Вер протянул ему флягу. – Да, вот еще… Ты не поверишь, но мой гений был напуган, он буквально трясся от страха. Но кого он боялся? Богов? Людей? Самого себя?

«Он боялся грядущего, – подумал Вер. – Мы все боимся грядущего. И люди, и боги… Только идиоты не боятся того, что совершают, ибо уверены в своей непогрешимости».

VI

Меркурий уже собирался поднести к губам бокал с нектаром, когда его кто-то окликнул.

– Папа… папочка…

Меркурий оглянулся, но никого не увидел в комнате.

– Я здесь. – Вновь послышался жалобный голос.

Меркурий откинул занавеску. В небольшой нише, где сам он обычно любил прятаться, наблюдая за поведением пришедших к нему гостей, сидел Фавн. Козлоногий скрючился в три погибели, а лицо его со спутанными волосами и всклокоченной бородой было мокрым от слез.

– Что это значит? Ты был в Массилии?

Вместо ответа Фавн поднял руку. Почерневшие изуродованные пальцы с острыми когтями напоминали лапы гарпии. Рука Фавна непрерывно тряслась, будто бога била лихорадка.

– Я подобрал камешек из тех таинственных ящиков и хотел принести его тебе… и видишь, что из этого вышло.

Меркурий в ужасе смотрел на изуродованную руку сына.