Платиновое сияние, до этого едва заметное, вспыхнуло неожиданно ярко. Фабия невольно отстранилась. Показалось, что сейчас комнату охватит пламя. Но опасалась она напрасно: сияние гения — холодный огонь, не способный никого зажечь.
— Почему не рассказала все раньше? — спросил наконец гений.
— Я боялась за девочку. И я… я… пыталась сказать тебе об этом. Я специально принялась за библион о Траяне Деции, чтобы ты явился. Надеялась, что все поймешь сам.
— Что я мог понять, скажи на милость?! Ты могла молоть любую чепуху. В твоих словах не было опасности. Каждый год с десяток сочинителей изображают падение Рима, а он по-прежнему невредим. А сколько фильмов поставлено о гибели
Империи! А тут какая-то девчонка написала одну-единственную фразу. И началось. У этой девчонки пророческий дар. Кто она? Откуда? Кто ее. отец?
— Про отца я ничего не знаю. Какой-то мерзавец изнасиловал мою дочь на берегу ручья и удрал. Мы не стали обращаться к вигилам, не желая огласки. Когда Сервилия поняла, что беременна, решила оставить ребенка. Потом она вышла замуж, и ее муж удочерил девочку. Теперь моя дочь носит имя Сервилии Кар. Ты должен был слышать это имя.
Гений нахмурился.
— Не обращал внимания, — сказал он сухо. — А ручей… Что это за ручей?
Ну… где все произошло? Не тот ли, что вьется вокруг холма?
— Ну да, тот самый… Но откуда… — Фабия не договорила.
— Так это была она! — прошептал гений. — Я принял ее за Нимфу ручья. Между нами, гениями, и младшими божествами такое часто случается. А Сервилия была так похожа на Нимфу, просто копия… О Боги, что ж я наделал… Мое знание передалось девчонке и…
Он не договорил — Фабия ударила его по лицу.
— Ах, дрянь! Что ты сделал с моей дочерью!. Гений даже не пытался заслониться от нового удара. Прежде Фабия была уверена, что убьет насильника, если узнает, кто он. И вот — узнала. Он сам явился к ней в дом, сидел, развалясь, в кресле, вел милые беседы. И диктовал — о, боги! — диктовал ее собственную книгу!
Фабия опустила руку. Гнева не было. Из глаз хлынули слезы.
А гений… оправдывался. Путано, торопливо, униженно. Как оправдывался бы на его месте уличенный смертный. Ведь Сервилия была как две капли воды похожа на богиню ручья и купалась в ручье нагая. Нимфы всегда убегают, изображая целомудрие. Это их ритуал. Но если Нимфа не хочет любви, она просто превратится в ручеек. Эта Нимфа не пожелала меняться и сохранила женский облик. И совсем не сопротивлялась. А потом, после объятий там, на берегу, она поцеловала гения на прощание.
— Хочешь сказать, что она лгала на счет изнасилования?
— Ну, в общем-то… да… — он запнулся. — Я был… хм… настойчив. Но, клянусь, я не был груб. Слово гения. Я говорил ей: «Не надо убегать, моя Нимфа, от меня никуда не денешься». Ведь я — гений Империи, воплощение власти. Разве мне может кто-то противиться? Но я бы никогда не стал преследовать смертную. Откуда мне было знать, что Сервилия так похожа на Нимфу… — он замолчал.
Фабия чувствовала себя старой и глупой. Сервилия столько лет врала ей, твердя об изнасиловании. На самом деле она переспала с первым встречным. Может быть, она даже знала, что ее любовник — гений, и ей это льстило. Развратная тварь! Она так ловко строила из себя невинную жертву!
— Кто знал, что Легация — твоя дочь? Если я и сам. не знал…
— Ты-то здесь при чем? — огрызнулась Фабия. Гений Империи задумался.
— Да… они могли знать… гений Сервилии и гений самой Легации. И рассказать другим.
— Ну так сделай что-нибудь, дорогой зятек! — выкрикнула Фабия в ярости. — Иначе твои собратья убьют мою девочку!
Гений шагнул к окну. Платиновое сияние сделалось ярче. Но прежде чем улететь, он обернулся и проговорил:
— Если девочка умрет прежде, чем сотрет свою надпись, наш мир рухнет. И никто не сможет его спасти. Даже боги. — Он еще немного помедлил, прежде чем взмыть в небо, — И последний совет: найми охранников, минимум человек пять. Заплати щедро. Чтобы их никто не мог перекупить.
«Какой практичный гений», — подумала Фабия. Да и трудно было ожидать другого от гения Империи — государства солдат, торговцев и адвокатов.
Его смерть продолжалась две минуты. Покинув распростертое тело на дороге, Элий рванулся вверх, в синее небо, где легкое кружево облаков все время меняло свой узор. Он мчался вверх и вверх, будто боялся куда-то не успеть. Когда же наконец остановился и глянул вниз, то вместо обычного летнего пейзажа, виноградников, садов и дубовых рощ увидел контуры полуострова, омываемого синими водами морей. Светло-зеленые поля и темно-изумрудные рощи казались отсюда лишь квадратиками, подернутыми синей дымкой. Он удивился тому, что может дышать на подобной высоте, а потом вспомнил, что дыхание ему больше ни к чему и он умер. Вернее, тело его умерло, а сам он пребывает здесь.
— Элий! — окликнул его кто-то.