Мечта идиота

М-да. Скорее бы уж все устаканилось… Впрочем, и тут не все так просто. Выживут ли русские кошки в багамской жаре? Они уже начали дичать, скоро их и не поймаешь, чтобы забрать с собой!

Попугайчики встретили гвалтом, скорее всего тоже ругали хозяина не выбирая выражений. Если кошки еще могут как-то выжить на воле, то эти голубые комочки перьев полностью зависят от человека. Если он исчезнет, они просто умрут.

Константину вспомнилось, что когда-то давно рассказывала одна знакомая медсестра: ее одноклассница со смехом делилась рассказом о том, как с родителями поехала на дачу и забыла налить попугайчику воды. И он сдох – ха-ха-ха! Медсестра тогда сказала, что ей очень захотелось въехать кулаком в нос этой идиотке. Пусть бы ее, идиотку, черти на том свете заперли в клетку и морили до смерти без воды! Может, тогда бы она что-то поняла!

Дома все было, как и всегда, тихо, тепло и уютно. Старый добрый дом, как старая перчатка, в которой руке всегда хорошо. Вот только Оли теперь нет… и дом остался ей эдаким огромным памятником. Мавзолеем. Нет, продавать дом он не будет. И бросать. Пусть стоит, как стоит… на память.

Константин опять пришел в дурное расположение духа и буквально заставил себя заняться делами. Во-первых, нужно найти кое-каких людей. Например, бывшего командира спецгруппы спецназа, майора в отставке Сидоркина Михаила. С ним они прошли две Чеченские, хлебнули этого «счастья» выше крыши. И Константин ему верил. Одному из немногих. Хотя бы потому, что тот никогда не подличал и всегда стоял за своих людей горой. Даже если они и слегка почудили…

Ну да, всякое бывало, такое, что и вспоминать не хочется. Обожженные войной люди все немного со сдвигом в башке, так что без проблем никогда не обходилось.

В отставку Миша вышел на год раньше Константина и, так же как и Костя, – без палат каменных и яхт с вертолетами. Обычный вояка, видавший виды и выживший за счет своего недюжинного умения воевать и доброй доли военной удачи. Впрочем, как и Константин.

Чем сейчас занимается Михаил, Костя не знал. Вначале они держали контакт, но как это бывает нередко, практически всегда, жизнь их постепенно развела в разные стороны. Сейчас Миша жил предположительно где-то в Москве, но чем занимается и жив ли вообще, ведомо только Богу.

Представить лицо Миши – плевое дело. Особенно если у тебя в ящике стола есть его фотография. Через минуту перед Константином висела картинка – Миша сидит за столом, ковыряет в сковороде стальной вилкой и с мутным выражением глаз смотрит новости на телевизионном экране. Телевизор стоит перед ним, на тумбочке у кухонного стола. Дикторша вещает с озабоченным выражением лица, и видно, что Мише глубоко плевать на то, что она говорит. Телевизор – просто фон для его размышлений.

На столе початая бутылка водки, и, похоже, Миша давно уже в глубоком запое. И если это так – дело совсем плохо. Константину не нужны запойные алкаши. Он не любил алкоголиков – ни в мирное время, ни на войне. От них одни проблемы. Ненадежные люди.

Константин посмотрел в сторону окна, надеясь увидеть кусочек улицы, – в самом деле, не в прихожую же к своему армейскому другу перемещаться? И как потом объяснять, каким образом попал в запертую квартиру?

Пришлось сделать несколько попыток, чтобы открыть портал на улице в районе дома Михаила. Как оказалось, жил тот в Подмосковье, которое недавно стало частью Москвы, но по факту так и осталось самым что ни на есть «замкадьем». Но и тем лучше – переместился Константин в парк неподалеку от дома, и добираться от места «приземления» пришлось около пятисот метров.

Когда он позвонил в дверь квартиры, секунд десять никто не отвечал, потом из-за двери послышался тихий, хрипловатый голос друга:

– Кто? Чего надо?

– Миха, это Костя, не узнал?

За дверью затихли, потом она распахнулась, и на пороге появился Михаил – всклокоченный, пахнущий застарелым перегаром, но все еще крепкий, плечистый, поджарый, способный даже сейчас легко разогнать целую толпу хулиганов, если те осмелятся напасть на этого невидного на первый взгляд «дедушку». Глаза Михаила смотрели осмысленно, цепко, оценивающе, и через пару секунд бывший командир ухмыльнулся и недоверчиво помотал головой:

– Костян! Ах ты ж сукин сын! Как же ты меня нашел?

– Кули ты прячешься, скотина эдакая?! Не звонишь, не пишешь, вот и пришлось тебя, гада, самому вытаптывать! Что, бухаешь, что ли? Чего с утра пораньше зенки-то уже залил, а?

– А ты, смотрю, приподнялся! Пижон стал! – ухмыльнулся Михаил и, шагнув вперед, сжал друга в медвежьих объятиях.

Ох и силен же был этот невзрачный мужик! Он своими пальцами гвозди-«сотки» в колечко сворачивал! Легко так, будто не сталь это была, а свинцовые или оловянные стерженьки. Кто не видел этих фокусов раньше – просто охреневал от эдакого безобразия.

У Константина даже дыхание прервалось и ребра прогнулись, когда этот Микула Селянинович принял его в свои объятия. И это при том, что Костя сам не был слабым человеком!