Мечта для нас

Я сидел в кабинете Льюиса. В углу стоял рояль, на стене висела старинная скрипка – лакированная поверхность вся в трещинах, струнодержатель явно очень хрупкий. На подставке стояла гитара, а рядом, у дальней стены, на боку лежала виолончель.

Все эти предметы напоминали мне о доме, так что я отвел глаза и стал рассматривать фотографию, на которой Льюис дирижировал оркестром. А ведь он начал свою музыкальную карьеру совсем молодым, понял я вдруг. Интересно, он всегда любил музыку, как и я когда-то, дышал ею одной?

– Кромвель, – сказал профессор.

Его голос вывел меня из задумчивости.

– Мне не нужны персональные уроки.

На щеке преподавателя дернулся мускул, он облокотился о стол.

– Кромвель, я знаю, вы уже какое-то время занимаетесь исключительно электронной музыкой. Если хотите сосредоточиться лишь на ней – ладно. Мы сфокусируемся в этом направлении.

– Собираетесь учить меня электронной танцевальной музыке?

Льюис взглянул на меня с прищуром.

– Нет, но я знаю музыку и могу объяснить вам, какие приемы в ней действуют, а какие – нет. – Он помолчал, оценивающе глядя на меня. – Либо мы можем работать с вашими старыми сильными сторонами. – Он указал на инструменты. – Фортепиано. Скрипка. – Он издал короткий смешок. – Да с чем угодно.

– Нет, спасибо, – пробормотал я и поглядел на часы. До начала выходных оставалось всего ничего. По окончании этой встречи меня ждет бутылка «Джек Дэниелс». Неделя выдалась непростая, и я собирался как следует оторваться, напиться и отрубиться.

– Вы по-прежнему пишете музыку?

Я заложил руки за голову.

– Не-а.

Льюис склонил голову набок:

– Я вам не верю.

Я весь напрягся и огрызнулся:

– Верьте, во что хотите.

– Я имел в виду, что, на мой взгляд, вы не смогли бы перестать сочинять. – Он постучал себя по виску указательным пальцем. – Неважно, как сильно мы хотим избавиться от этой потребности, она никуда не исчезает.

Он сцепил руки в замок и положил на стол.

– Даже когда я доводил себя до ручки выпивкой и наркотиками, то продолжал сочинять. – Он улыбнулся, но в его глазах не было веселья, только печаль. Я вполне разделял его грусть. – А за время реабилитации написал целую симфонию. – Вымученная улыбка исчезла с его лица. – Даже если вы по какой-то причине ненавидите музыку, эта же самая причина может подтолкнуть вас к созданию великого произведения.

– Глубокая мысль, – проворчал я.

Льюис заметно приуныл. Я снова вел себя как последняя сволочь, но на этой неделе чаша моего терпения просто переполнилась. Я устал и чувствовал себя выжатым как лимон.

Мне требовалась чертова передышка.

Забавно. Не знаю, то ли из-за присутствия Льюиса, то ли по какой-то другой причине я вдруг подумал об отце: узнай он, как я тут выделываюсь, это разбило бы его сердце.

«Вежливость ничего не стоит, но приносит много, сынок. Всегда будь любезен с теми, кто хочет тебе помочь».

Вот только отца больше нет рядом, и я справлялся с его смертью единственным известным мне способом. Я снова посмотрел на часы:

– Теперь я могу идти?

Льюис сделал то же самое, вздохнул и сказал, когда я уже поднимался со стула:

– Я не пытаюсь читать вам нотации, Кромвель. Я лишь хочу, чтобы вы реализовали свой дар.

Я насмешливо отсалютовал профессору. Ну вот, еще один желающий рассказать про мой талант. Мне и так тяжело было справляться с горевшим внутри меня пламенем, а Льюис и Бонни еще подливали в этот огонь масла.

– Отец видел ваш талант, – сказал Льюис, когда я взялся за дверную ручку.

Тут меня прорвало. Я всем корпусом повернулся к нему и прошипел:

– Еще раз заговорите о моем отце, и я больше сюда не приду. Я и так уже чертовски близок к тому, чтобы свалить из этой вонючей дыры.

Льюис поднял руки:

– Ладно. Я больше не буду его упоминать. – Он встал со стула и подошел почти вплотную ко мне. Вблизи оказалось, что он очень высокий. – Но университет вы не бросите.

Я расправил плечи:

– Да ну? Что вы вообще знаете о…

– Я знаю достаточно, чтобы понять: как бы сильно вы сейчас ни злились, вы не уйдете. – Он широким взмахом руки обвел комнату. – Это ваше поле деятельности, ваша жизнь. Просто вы сейчас слишком злы и расстроены, чтобы это признать. – Профессор пожал плечами. – Вы и сами это понимаете, но пытаетесь отрицать. – Он смотрел на меня таким понимающим взглядом, что у меня едва не подкосились ноги. – Вы хороший диджей, мистер Дин. Бог свидетель, в наши дни эта работа неплохо оплачивается, и я, несомненно, еще увижу ваше имя на горящих неоном афишах. Но с вашим даром вы могли бы стать легендой этой сцены. – Он указал на фотографию из Альберт-холла и сел. – Полагаю, только от вас зависит, какое решение вы в итоге примете.

Мгновение я пожирал глазами снимок, где облаченный в смокинг Льюис дирижировал оркестром, который играл музыку, созданную самим Льюисом. В моей груди что-то шевельнулось, словно сорвавшийся с горы снежный ком пытался пробиться через мои стены. Моя внутренняя суть, то, что прежде заставляло меня писать музыку, процарапывало себе дорогу наружу, и сопротивляться этому желанию становилось все труднее.