Мечом раздвину рубежи

Картины— видения сменяли одна другую, действие перемещалось с суши на море, из великокняжеского терема -в болотистые леса из неведомых Витязине деревьев, в событиях принимали участие все новые лица, однако везде обязательно присутствовала юная дева-витязиня или женщина в летах, обитательница великокняжеского терема. Чем больше видела Витязиня, тем тревожнее становилось у нее на душе, она начинала ощущать себя не посторонним наблюдателем, как было всегда, а непосредственным участником разворачивавшихся перед ее глазами событий. Выходит, нечто из виденного имело отношение и к ней, затрагивало и ее судьбу. Но каким образом? Она уже на пороге смерти, никто и ничто не изменит сего положения вещей, а потому ее личная судьба не может быть связанной с участью ни одной из этих женщин, тем паче зависимой от нее. С личной судьбой — да, но ведь существует судьба Руси, служению которой Витязиня посвятила свою жизнь и которая всегда была нерасторжима с ее судьбой. Значит, сегодня боги явили ей женщину, которой суждено оказать решающее влияние на судьбу Руси, причем такое, что оно затронет и жизнь Витязини, по-видимому уже не земную, а заоблачную.

Широкая долина посреди гор со снежными вершинами, темнеющие вдали крепостные стены с высокими башнями. Ожесточенный бой между русичами и смуглыми, черноволосыми воинами с круглыми щитами и мечами, напоминающими по форме скифские и сарматские акинаки…( Акинак — слегка искривленный меч с расширяющимся и утолщенным к концу клинком.) Голубоглазый, светловолосый русич в залитой кровью кольчуге и с гривной на шее отбивается от наседавших на него чужих воинов. Дева-витязиня, прорубающаяся к нему на подмогу сквозь толпу врагов… Копье, ударившее в грудь светловолосого русича, меч-акинак, занесенный над головой юной девы. Яростная схватка русичей и врагов над лежащими рядом на земле телами светловолосого воина и витязини… Погребальный костер у крепостной стены, мертвый светловолосый русич с гривной в ладье на верху костра, ряды покоящихся ниже ладьи погибших дружинников, среди которых видна дева-витязиня…

А вот и последнее сегодня видение, слабое, со смутно различимыми фигурами. Великокняжеский терем, просторная светлица, двое беседующих в ней людей — знакомая женщина в летах и уже виденный с нею человек в черном одеянии. Но теперь в светлице два креста — один на груди мужчины в черном, другой — на женщине, а их отличие в том, что крест мужчины серебряный, большой и лежит поверх одежды, а женский крестик намного меньше, из меди и покоится прямо на теле… Кресты блекнут, исчезают, а перед глазамг Витязини появляется квадратная дощечка с нарисованным ш ней рыжеволосым мужчиной со скорбным ликом, схожая «теми, что висят в христианских храмах. Однако сия дощечке в красивом, резном золотом обрамлении висит не в христи анском храме, а в светлице великокняжеского терема!

Так вот отчего тяжесть на сердце и тревога в груди — боги предостерегали о зреющем в Киеве, причем в окружении великого князя, заговоре против веры предков, против многовекового уклада жизни русичей! Поругание веры, осквернение Перуна касается не только ныне здравствующих на земле русичей, но и пребывающих в другом мире — в вечнозеленых небесных садах Перуна. Как быть им, ежели на Руси восторжествует иная вера, вера иудея Иисуса, отвергающая прежних русских богов и посылающая мертвых русичей не к их пращурам, внукам Перуна, а в придуманные иноземцами-христианами рай и ад?…

На глаза снова опустилась ночь, поясница заполыхала огнем, дала знать о себе боль в суставах рук. И одновременно с этим Витязиня отчетливо услышала приближающиеся к ней легкие шаги. Чьи они — юной девы или женщины, будущей отступницы от Перуна? Вот шаги рядом, у валуна, и по тому, как тело вновь обволокла теплота, а душа обрела покой, Витязиня поняла, что у священного родника человек схожей судьбы, чье восприятие мира и склад характера ничем не отличаются от ее собственных в бытность девой-витязиней.

— Добрый… доброй…— прозвучал сбоку звонкий девичий голос и тут же запнулся: видимо, говорящая не знала, чего в данном случае пожелать Витязине — доброго вечера или доброй ночи. — С добрым наступающим днем, — наконец нашлась она.

— Что привело ко мне, дева? — спросила Витязиня.

— Вещунья, я не знаю, что делать… я на распутье, — сбивчиво начала гостья. — Боги создали меня женщиной-матерью, а судьбе угодно, дабы я стала витязиней. Воля Неба и зов судьбы постоянно борются во мне, не дают покоя ни днем ни ночью. Завтра я должна окончательно решить, кем быть: женщиной, дарящей новые жизни, или девой-витязиней, отбирающей чужие жизни. Дай совет, вещунья.