Мечом раздвину рубежи

— Отдохнул хорошо, готов хоть сейчас отправиться навстречу каравану, — ответил Микула, усаживаясь за столик. — Не забыл, что ты обещал мне устроить встречу с ним у Сухого колодца?

— Нет. Именно потому и велел разбудить тебя раньше других русичей, чтобы побеседовать перед дорогой.

— Побеседовать? О чем? Да, кстати, со мной хотел говорить о чем-то некий «атаман». Уж не ты ли это?

— Я, сотник. Помнишь, недавно ты спрашивал, как меня зовут, и я посоветовал обращаться ко мне: русский брат. Но ты почему-то ни разу не произнес этих слов. Может, тебе легче будет называть меня атаманом?

— Возможно, ведь мне еще ни разу в жизни не приходилось называть братом того… того, кто… кого спас из сундука, от заточения и смерти. Но ведь и атаман не твое имя. Судьба воина-русича заносила меня во многие места, сталкивала с разными людьми, в числе коих были берладники с низовьев Дуная и бродники с Саркел-реки. Так вот, в некоторых ватагах командиров-главарей именовали атаманами. Небось по схожей причине так величают и тебя?

Спасенный усмехнулся:

— Вижу, сотник, и атаман тебе не совсем по нраву. Так и быть, кличь меня Казаком, — махнул он рукой.

— Казаком? — Микула нахмурил лоб, настороженно посмотрел на собеседника. — Подобным именем купец Исаак называл главаря здешних разбойников, хозяина долины Злых духов. Получается, что сей грозный для купцов и стражников Казак — это ты?

— Получается так, сотник. Но ведь ты не хазарский купец и не буртасский стражник, а потому мое имя не должно тебя страшить или делать нас недругами. Наоборот, ты спас мне жизнь и сейчас сидишь за моим столом. Посему забудем о купцах и стражниках, разбойничьих атаманах и княжеских сотниках, а поговорим как вольные люди и воины. Что же касаемо моего имени, зови, как желаешь, — атаманом или Казаком.

— Будь для меня, как и для своих людей, Казаком.

— Добро, а теперь пора перейти к трапезе, — атаман плавно повел рукой над столиком. — Ешь и пей все, что душа желает. Что окажется не по вкусу — не взыщи: еда-питье из купеческих караванов, а потому и вина лежит на их покойных хозяевах.

— Богатенько живут твои разбойнички, — сказал Микула, окидывая взглядом столик. — Такое угощение я видывал лишь на великокняжеских застольях.

— За такое житье мы дорого и платим. Сам видел, чем и как потчуют нас, окажись мы в руках стражников. Да что мы с тобой, сотник, о невеселом — давай переменим разговор. Что станешь пить для начала: меды русские, вино ромейское, хмельные настойки буртасские, пиво булгарское?

— Начнем с ромейского вина зелена. Давненько не пробовал его, пожалуй, и вкус забыл.

— Забыл — вспомнишь. Как пить будешь: по-русски — не смешивая ни с чем, или по-ромейски — разбавляя водой?

— По-русски. Воды, коли пожелаю, и так досыта напьюсь.

— Так и станем пить — по-русски. Да и как нам, двум воинам-русичам, пить иначе? — Атаман разлил вино в два серебряных кубка, протянул один Микуле. — За тебя, сотник, за твою удачу и воинское счастье.

— За тебя, Казак, чтобы судьба как можно дольше хранила тебя от рук стражников, — не остался в долгу Микула. — Слава!

— Слава!

Микула действительно давно не пил заморского вина, пожалуй, с осени, когда по велению великого князя он с сотней всадников отправился на порубежье с Дикой степью. Поэтому сейчас Микула пил вино медленно, короткими глотками, вдыхая его аромат и наслаждаясь терпким вкусом. Будучи близким человеком к Игорю и часто участвуя в княжьих пирах, Микула знал толк в винах и понимал, что вино, которым угощал его разбойничий атаман, было не то, что пьют ромей-ский охлос(Охлос — чернь, простонародье (визант.).) и простые воины-русичи, а то, которым утоляли жажду, заодно веселя душу, обитатели византийских дворцов и княжеских чертогов. Выходит, он на самом деле являлся для Казака дорогим гостем, если тот не жалел для него такого вина!

Снаружи раздались топот копыт, голоса, звон оружия, и в шатер просунулось лицо бородача, будившего Микулу.

— Разве я не сказал, чтобы меня не беспокоили? — нахмурив брови, раздраженно спросил атаман.

Косясь на Микулу, бородач произнес оправдывающимся тоном несколько слов на незнакомом Микуле языке, и атаман уже миролюбиво сказал:

— Пусть войдет. Один.

Голова исчезла за пологом, и атаман вновь наполнил кубки.

— Прости, сотник, что вынужден прервать трапезу. Меня долго не было на острове, и здесь за это время произошли события, в которые я должен немедля вмешаться. Выпьем теперь за нас обоих, и не скучай, покуда я буду заниматься своими делами.