Мечи Марса

— Я и не забываю, — беспечно заявил Константинус. — И это одна из причин, по которой я сам иду встречать его. Собака сражалась на западе, и знает искусство осады. Мои разведчики даже не смогли приблизиться к его колоннам, но были достаточно близко, чтобы увидеть машины, которые он тащит на повозках, запряженных верблюдами. Там были тараны, катапульты, баллисты — клянусь Иштар! Должно быть, он заставил десять тысяч человек работать день и ночь в течение месяца, но как бы он ни старался, это ему все равно не поможет. Я уже сотни раз сражался с этими пустынными дикарями, и всегда было одно и то же. Я постараюсь вернуться к вечеру, с сотней пленников, бредущих за лошадиными хвостами, и мы устроим небольшое развлечение на площади перед дворцом. Мои солдаты очень любят сдирать кожу с живых врагов — так пусть горожане со слабыми коленками посмотрят на это. Что же касается Конана, то мне будет очень приятно, если мы возьмем его живым и посадим на кол.

— Сдирай кожу с кого хочешь, — безразлично пробурчала Саломея, — мне нравится одежда, сделанная из нее. Но сотня пленных мои — для алтаря и Тхага.

— Будет исполнено! За победу и честь королевы Тамарис! — с иронией гаркнул Константинус и, взяв шлем, поднял руку в салюте.

Через минуту его голос донесся уже снаружи — он хрипло отдавал приказы офицерам, а Саломея откинулась на кушетку, зевнула и, потянувшись, словно большая кошка, позвала:

— Занг!

Бесшумно вошел жрец, с лицом похожим на желтый пергамент.

Саломея повернулась к возвышению из слоновой кости, на котором стояли два кристаллических шара, взяла меньший из них и протянула жрецу.

— Поедешь с Константинусом и передашь сведения о сражении, ступай!

Мужчина склонился в глубоком поклоне и удалился.

Колдунья еще немного побродила по комнате, потом поднялась по широкой мраморной лестнице на плоскую крышу, откуда как на ладони, был виден весь город.

Улицы были безлюдны, большая площадь перед дворцом пуста.

Народ и в обычное время старался избегать мрачной громады Храма, возвышавшегося на площади, теперь же город выглядел совсем покинутым, и только на южной стене да кое-где на крышах толпились люди, мрачно размышляющие, на что им лучше надеяться — победа наемников означала дальнейшую нищету под невыносимым гнетом, а поражение могло привести к поджогу города и кровавой резне. От Конана не было никаких известий, но горожане помнили, что он варвар.

* * *

Наемники двигались по равнине навстречу темной массе едва различимых всадников Конана, который со своими воинами переправился через реку. И, очевидно, опасаясь внезапной атаки, оставил осадные машины на берегу.

Солнце уже поднялось. Эскадроны перешли в галоп и их раскатистый клич достиг людей на городских стенах.

Катящиеся массы встретились со страшным грохотом.

Атаки и контратаки подняли серые клубы пыли, закрыв происходящее действие, и только иногда из этих крутящихся облаков появлялись разгоряченные всадники, да с диким ржанием вырывались и уносились прочь обезумевшие лошади без седоков.

Саломея немного понаблюдала за этим зрелищем с крыши дворца, потом недоуменно пожала плечами и спустилась вниз.

Во дворце царила тишина — все рабы вместе с горожанами были на стенах, тщетно пытаясь понять исход битвы.

Колдунья вошла в комнату и, увидев, что на поверхности кристаллического шара стали проступать багровые сполохи, с проклятием склонилась над ним.

— Занг! — позвала она. — Занг!

Кристалл посветлел. На его поверхности стали появляться какие-то туманные фигуры и, как молнии во мраке, засверкала сталь. Затем, с пугающей отчетливостью, приблизилось лицо Занга. Его широко раскрытые глаза смотрели прямо на Саломею, кровь извилистой струйкой бежала из раны на голове, кожа казалась серой от пыли.

Губы его приоткрылись, и со стороны казалось, что лицо в кристалле исказила гримаса, но голос его донесся до Саломеи также ясно, как если бы жрец находился рядом, а не за мили отсюда и только боги тьмы знали, какие магические силы связали эти мерцающие сферы.

— Саломея! — звала окровавленная голова, — Саломея!

— Я слышу! — закричала она. — Как идет сражение?

— Рок пал на нас, — застонал жрец. — Хауран потерян! Люди умирают вокруг меня!.. Моя лошадь убита, и я уже не могу выбраться отсюда!

— Немедленно прекрати стонать и расскажи, что случилось! — прервала его Саломея.

— Мы напали на пустынных собак, и они встретили нас! — вопил жрец. — От наших стрел потемнело небо, эскадроны в четком строю рванулись вперед, но отряды Конана расступились и через просвет со страшным криком ринулись тысячи хиборианских всадников, о которых мы даже не подозревали. Это были обезумевшие от жажды мести жители Хаурана — огромные воины в полном вооружении и на крепких конях!

Они раскололи наши ряды прежде, чем мы успели понять, что же произошло, а пустынные дикари набросились с флангов и разодрали наши эскадроны в клочья, сломали и рассеяли нас!

Осадные машины были просто уловкой — пальмовые стволы и окрашенный шелк! Наши воины бегут! Хамбанигаш упал и Конан, кажется, убил его. Я не вижу Константинуса, хауранцы режут нас, как кровожадные львы…