— Шевалье, хочу поставить вас в известность, что я объявил во всеуслышанье баронессу де ла Рош своей дамой сердца, и все свои победы на завтрашнем ристалище посвящаю ей, о чем и заявлю перед боем!
— А известно ли вам, шевалье, — вложив в свой голос весь доступный ему сарказм, ответил вопросом на вопрос Дмитрий, — что месяц назад мы с Анной были помолвлены?
— Нет, сир, — лицо де Ту выразило вначале возмущение, потом безмерное удивление, на смену которому пришло отчаяние — но ведь князь сказал, что мой брак с Анной — дело решенное между ним и герцогом, а всему помехой неосторожные обещания, которые Ги де ла Рош вам дал против ее воли исключительно из благодарности за ее спасение.
— Я не знаю, друг мой, в чем тут дело, — не менее удивленно ответил Дмитрий, — мы не делали широкой огласки, но ведь почти всем в Морее известно о нашей помолвке. Мы с Анной давно любим друг друга, и князь Виллардуэн не мог об этом не знать. Уверяю вас, шевалье, что получить согласие герцога на брак с Анной в сложившихся обстоятельствах для вас невозможно.
— Сударь, — голос де Ту дрожал, — я полюбил Анну с того самого дня, когда увидел ее впервые. Я был уверен в том, что после турнира мы с ней обвенчаемся. Вы отбираете у меня надежду в самый последний миг.
— Тот, кто внушил ее вам, мой друг, — голос Дмитрия выражал усталость и печаль, — прежде всего, хотел нанести удар по мне и герцогу, а вас использовал как орудие для интриг. Известна ли вам роль шевалье де Карраса и барона Жоффруа де Каритена в событиях прошлой войны?
Дмитрий в нескольких словах изложил де Ту обстоятельства сопутствовавшие битве при Велигости.
— Я не знал об этом шевалье, — в глазах де Ту читалось прозрение. С них словно спадала пелена, — я при дворе князя человек новый, и многое из происходящего мне не было до конца понятно. Теперь эта история, да и ваш отъезд от двора князя, который был вызван, как мне объяснили, неким неблаговидным поступком, для меня разъяснились. Но поймите и вы — что отказ от своих слов перед самым турниром покроет мое имя бесчестьем.
— Объявляйте даму, шевалье и будем биться, — протягивая руку, улыбнулся Дмитрий — Бог рассудит нас с вами, и я не желаю, чтобы ваша неосведомленность и наветы стали причиной вашего позора.
— Ну что же, — помолчав немного произнес де Ту, и протянул свою руку в ответ, — завтра мы встретимся в поединке, но это будет честный бой. И как бы он не закончился, мы навсегда останемся друзьями. И биться мы будем не для того, чтобы разрушить ваше счастье, шевалье, а за рыцарскую честь.
С этими словами Дмитрий и де Ту тепло распрощались, и отправились каждый в свою сторону. На душе у шевалье де Вази было легко — ведь теперь не Анна была поводом для схватки. Он ждал с нетерпением начала турнира.
Дмитрий проснулся перед самым рассветом. Вслед за ним поднялись чутко спящие ле Бон и Хакенсборн. Они начали расталкивать оруженосцев и слуг, и вскоре весь дом наполнился приглушенным гомоном. К ужасу Ставроса, который «решительно не мог взять в толк, как это высокочтимый господин рыцарь собирается биться на голодный желудок, в то время как повар полночи жарил фазанов, а он, Ставрос, глаз не сомкнул, за ним наблюдая, чтобы тот не украл чего да не испортил», он отказался от завтрака, ограничившись стаканом родниковой воды.
Они занимались осмотром и окончательной подгонкой снаряжения, в то время как с улицы во двор донеслись крики герольдов: «Надевайте, надевайте Ваши шлемы, надевайте Ваши шлемы, господа рыцари и дворяне, надевайте, надевайте, надевайте Ваши шлемы и выходите со своими знаменами, чтобы стать под стяг вашего предводителя!»
Дмитрий надел панцирь и наплечники, с помощью слуг затянул броню, и приторочил к седлу большой шлем. Двое слуг под руководством Хакенсборна приладили коню хаурт. Он представлял собой нечто вроде фартука из грубой тяжелой ткани, подбитого соломой, который крепился на валик, надетый коню на грудь для защиты от ударов.
Отряд Дмитрия выехал со двора и присоединился к свите герцога. Все вместе они направились к ристалищу. Места для простолюдинов были забиты так, что яблоку негде было упасть. На трибунах пестрели наряды благородных дам, и владетельных сеньоров. Барьеры радовали глаз яркими красками, а множество флагов и вымпелов трепетало под порывами ветра.
После того, как первые трубы возвестили о начале торжественного выезда, рыцари и оруженосцы забрались в седла, и построились согласно ранее определенному порядку.
Вначале, под одобрительные возгласы, через ворота на поле выехали зачинщики — ахайцы с принцем Виллардуэном во главе. Они появились под музыку трубачей, с вымпелами на копьях, и князь, обращаясь к трибунам, произнес: «Мои славные и доблестные рыцари и гости! Я, как зачинщик, представляюсь Вам со всем благородным баронством, и готов начать турнир, назначенный на сегодня с моим доблестнейшим другом и вассалом, герцогом Афинским и его благородным баронством. Просим Вас, если Вам угодно, подготовить место, дабы осуществить это так, чтобы дамы, которые присутствуют, могли видеть зрелище».