Мой дорогой шевалье де Вази!
Чрезвычайно рад был узнать, что ты цел и невредим, и мало того, отягощенный воинской славой и богатыми трофеями, находишься на пути в фиванские земли. Гнев нашего досточтимого князя, который ты навлек на себя, на глазах у первых лиц государства и множества рыцарей презрительно отказавшись от службы при его дворе, не распространится на тебя в пределах моих владений. Увы, в наши непростые времена высокородным господам не своей волей, а в силу непреодолимых обстоятельств все чаще приходится бывать не рыцарями, а политиками, что в конечном итоге ведет к окончательному падению нравов и закату последнего франкского королевства, чтящего традиции легендарного короля Артура, о котором так любят слагать песни трубадуры, коим до недавних пор во всем христианском мире почиталась наша Морея.
Теперь о главном. Свадьба твоя, откладывать которую я более не намерен, ибо в отличие от тебя, крайне опасаюсь гнева со стороны моей племянницы Анны, состоится в ближайшее время.
Шутки шутками, но по окончании сбора урожая мы с твоим «другом» — принцем собираемся отдать дань славным традициям и устроить в Андравиде большой турнир, достойным завершением которого и станет венчание твое и Анны.
Я вынес на баронский совет Мореи предложение превратить несколько соседствующих с Вази рыцарских и сержантских ленов в баннерет, который будет давать наследственные права на эти владения. Для окончательного решения необходимо лишь дождаться возвращения моего соправителя барона де Сент-Омер. Зная давние связи его рода с орденом Храма и то, как к тебе благоволит мой друг, приор де Фо, я не сомневаюсь в его положительном ответе. Кроме баронского титула и больших владений, в приданое тебе также отойдет имение несчастной моей сестры, матери Анны в Европе — небольшая крепость на побережье Бискайского залива, в которой имеется удобная гавань, именуемая ла Рошель.
Я надеюсь, что своей любовью к Анне, разумным управлением вверенными землями, и доблестной рыцарской службой ты оправдаешь то доверие, которое тебе оказывают владетельные сеньоры.
Второе письмо было размером поменьше, и написано не на государственном пергаменте, а на изящной и очень дорогой рисовой бумаге.