В толпе раздались одобрительные возгласы. Аррик достал из мешка скрипку, зажал ее подбородком и повернулся к зрителям. Но не успел он опустить смычок на струны, как тот же мужчина крикнул:
— Не ты, а мальчик! Пусть Восьмипалый сыграет!
Аррик с раздражением взглянул на Рожера под дружные крики толпы «Восьмипалый! Восьмипалый!». Наконец жонглер пожал плечами и протянул инструмент подмастерью.
Рожер дрожащими руками взял скрипку. «Не затми мастера своего» — одно из первых правил, которые узнают подмастерья. Но толпа умоляла его сыграть, и смычок так хорошо лежал в увечной руке без проклятой перчатки! Мальчик закрыл глаза, коснулся неподвижных струн кончиками пальцев, провел смычком, и скрипка басовито загудела. Толпа притихла. Несколько мгновений Рожер играл тихо и поглаживал струны, как спину урчащего кота.
Затем скрипка ожила в его руках, и он повел ее, словно партнершу в риле, закружил в вихре музыки. Он забыл о толпе. Забыл об Аррике. Оставшись наедине с музыкой, он искал новые гармонии и в то же время вел одну и ту же мелодию, импровизируя под ритм хлопков, которые казались бесконечно далекими.
Кто знает, сколько это продолжалось? Он мог бы навсегда остаться в мире музыки, но тут раздался резкий звон и что-то обожгло руку. Мальчик встряхнул головой и посмотрел на безмолвную потрясенную толпу.
— Струна лопнула, — робко сказал он и взглянул на мастера, который был поражен не меньше зрителей. Аррик медленно воздел ладони и зааплодировал.
Толпа разразилась оглушительными рукоплесканиями.
— Твоя скрипка принесет нам богатство, парень. — Аррик пересчитал выручку. — Мы разбогатеем!
— Настолько, что сможете уплатить долги гильдии?
Они обернулись и увидели у стены мастера Джасина. Два его подмастерья, Сали и Абрум, стояли поблизости. Чистое сопрано Сали было настолько же прекрасно, насколько уродлива была ее внешность. Аррик иногда шутил, что ей только рогатого шлема не хватает, чтобы ее принимали за скального демона. Абрум пел басом, и дощатые улицы вибрировали от его низкого гулкого голоса. Он был высоким и худым, с огромными кистями и стопами. Если Сали была скальным демоном, то он, несомненно, деревянным.
Как и Аррик, мастер Джасин обладал звучным и чистым альтом. Он носил дорогую одежду из тонкой синей шерсти с золотым шитьем, презирая лоскутные наряды, которые предпочитали его коллеги. Длинные черные волосы и усы были умащены маслом и старательно уложены.
Джасин был невелик ростом, но от того не менее опасен. Однажды он выколол жонглеру глаз из-за спорного перекрестка. Мировой судья признал это самозащитой, но в комнате подмастерьев поговаривали, что все было иначе.
— Мои долги гильдии не твое дело, Джасин. — Аррик поспешно ссыпал монеты в мешок с чудесами.
— Подмастерье спас тебя вчера от позора, Кислоголосый, но его скрипки надолго не хватит. — Пока Джасин говорил, Абрум выхватил у Рожера скрипку и сломал о колено. — Рано или поздно гильдия отберет у тебя лицензию.
— Гильдия никогда не предаст Аррика Сладкоголосого. А если и предаст, Джасин все равно останется Второголосым.
Джасин нахмурился. Многие в гильдии уже называли его Второголосым, и он легко приходил в ярость. Они с Сали надвинулись на Аррика, и тот прижал сумку к груди. Абрум притиснул Рожера к стене, не давая прийти на помощь мастеру.
Но им не впервой было драться, чтобы защитить свою добычу. Рожер плюхнулся на спину, сжался пружиной и пнул Абрума в пах. Подмастерье завопил дурным голосом.
— Я думал, у твоего подмастерья бас, а не сопрано, — заметил Аррик.
Когда Джасин и Сали взглянули на своего товарища, Аррик проворно запустил руку в мешок с чудесами и бросил в воздух горсть крылаток.
Джасин нырнул в разноцветное облако, но Аррик шагнул в сторону, подставил Джасину подножку, размахнулся и врезал Сали мешком в грудь. Дородная баба покачнулась, но могла бы устоять, если бы Рожер не пал на колени у нее за спиной. Сали грузно рухнула, и Аррик и Рожер, пока противники не очухались, бросились наутек по дощатой мостовой.
Глава 16
Привязанности
323–325 п. в
Крыша Герцогской библиотеки в Милне была для Арлена волшебным местом. В ясные дни мир простирался под ним, не стесненный стенами и метками, уходя в бесконечность. А еще здесь Арлен впервые по-настоящему разглядел Мери.
Его работа в библиотеке подходила к концу, и скоро он вернется в мастерскую Коба. Арлен смотрел, как солнце играет на заснеженных горах и струится в долину. Он старался навсегда запомнить это зрелище, и, когда повернулся к Мери, ему захотелось навсегда запомнить и ее. Ей исполнилось пятнадцать, и она была прекраснее, чем горы и снег.
Почти год Мери была его лучшим другом, но Арлен никогда не помышлял об ином. Сейчас же, увидев, как она купается в солнечном свете, как холодный горный ветер сдувает длинные каштановые волосы с ее лица, как она обхватила налившуюся грудь руками, чтобы согреться, он внезапно осознал, что перед ним молодая женщина, а он — молодой мужчина. Его сердце забилось сильнее, когда ветер взбил ее юбки, показав краешек кружев.