Меченый

Арлен огляделся и увидел то, что так напугало Аббана. По улице шла женщина, закутанная в священное белое одеяние.

— Дама’тинг, — пробормотал он. Загадочные красийские травницы редко показывались на людях.

Он опустил глаза, когда та проходила мимо, но на колени не встал. Впрочем, она все равно не обратила внимания на Арлена и Аббана и невозмутимо направилась к сражающимся, которые заметили ее, только когда она подошла вплотную. Дама побледнели и что-то крикнули своим людям. Схватка немедленно прекратилась, и воины поспешили освободить путь дама’тинг. Когда она прошла, воины и дама бросились врассыпную, и привычная суета возобновилась, как будто ничего не произошло.

— Пар’чин, ты храбрец или безумец? — спросил Аббан, когда дама’тинг удалилась.

— С каких это пор мужчины встают на колени перед женщинами? — озадаченно переспросил Арлен.

— Мужчины не встают на колени перед дама’тинг, а хаффиты и чины встают, если им хватает ума, — ответил Аббан. — Даже дама и даль’шарумы боятся их. Говорят, они видят будущее и знают, кто из воинов переживет ночь, а кто погибнет.

Арлен пожал плечами.

— Ну и что, если знают? — с явным сомнением откликнулся он.

Дама’тинг погадала ему, когда он впервые отправился в Лабиринт, и оснований считать, что она действительно узрела его будущее, не было.

— Оскорбить дама’тинг — значит оскорбить судьбу, — пояснил Аббан, как будто Арлен был дурачком.

Арлен покачал головой.

— Мы сами творим свою судьбу, — ответил он, — даже если дама’тинг могут бросить кости и узнать ее заранее.

— Не завидую судьбе, которую ты сотворишь, если оскорбишь дама’тинг.

Они пошли дальше и вскоре добрались до величественного дворца Андраха из белого камня, увенчанного куполом и бывшего, вероятно, одной из первых построек в городе. Позолоченные метки сверкали в ярком солнечном свете, который падал на высокие шпили.

Не успели они ступить на дворцовую лестницу, как на них набросился дама.

— Проваливай, хаффит! — крикнул он.

— Прошу прощения. — Аббан низко поклонился, глядя в землю, и попятился. Арлен остался стоять.

— Я Арлен, сын Джефа, вестник с севера, прозванный Пар’чином, — объявил он на красийском.

Он упер копье в землю, и хотя оно оставалось завернуто в ткань, было ясно, что это такое.

— Я привез письма и дары Андраху и его министрам. — Арлен показал свою сумку.

— Ты водишь дурную компанию для того, кто говорит на нашем языке, северянин. — Дама продолжал хмуриться, глядя на Аббана, пресмыкавшегося в пыли.

На языке у Арлена завертелся ядовитый ответ, но вестник смолчал.

— Пар’чин не знал пути, — сообщил Аббан из пыли. — Я только хотел указать дорогу…

— Я не дозволял тебе говорить, хаффит! — рявкнул дама и с силой пнул Аббана в бок.

Арлен напрягся, но предостерегающий взгляд друга удержал его на месте. Дама повернулся к вестнику как ни в чем не бывало.

— Я заберу твои послания.

— Герцог Райзона просил лично вручить дар Дамаджи, — осмелился возразить Арлен.

— Я в жизни не пущу чина и хаффита во дворец, — фыркнул дама.

Ответ был обескураживающим, но вполне ожидаемым. Арлену еще ни разу не удалось увидеть Дамаджи. Он отдал дама письма и пакеты и нахмурился, когда священник пошел вверх по лестнице.

— Неловко напоминать, друг мой, но я предупреждал, — сказал Аббан. — Мое общество только усугубило положение, но Дамаджи не потерпели бы присутствия чужака, будь он хоть самим герцогом Райзона. Тебя учтиво попросили бы подождать и оставили терять лицо на шелковых подушках.

Арлен заскрипел зубами. Интересно, как поступил Раген, когда посетил Копье Пустыни? Неужели его наставник стерпел подобное обращение?

— Может, все-таки отужинаешь со мной? — спросил Аббан. — У меня есть дочь. Ей всего пятнадцать, и она настоящая красавица. Она могла бы стать тебе хорошей женой и вела бы твой дом на севере, пока ты путешествуешь.

Какой еще дом? Арлен вспомнил крошечную каморку в Форте Энджирс, битком набитую книгами, где не был больше года. Вестник посмотрел на Аббана, понимая, что его хитроумного друга больше интересуют торговые связи, которые поможет установить дочь-северянка, чем ее счастье или дом Арлена.

— Твое предложение делает мне честь, но мне еще рано уходить на покой.

— Я так и думал, — вздохнул Аббан. — Полагаю, ты собираешься кое-кого повидать?

— Да.

— Мое присутствие обрадует его не больше, чем дама, — предупредил Аббан.

— Он знает тебе цену, — возразил Арлен.

Аббан покачал головой:

— Он терпит мое присутствие только из-за тебя. Шарум ка учит язык северян с тех пор, как ты впервые вошел в Лабиринт.

— А Аббан — единственный красиец, который его знает, и потому первый боец ценит Аббана, хоть он и хаффит.

Аббан поклонился, но на лице его читалось сомнение.

Они отправились на тренировочную площадку недалеко от дворца. Центр города был нейтральной территорией для всех племен. Здесь они собирались, чтобы чтить Создателя и готовиться к алагай’шарак.