Меч Вседержителя

Иван, почти не прилагая усилия, заглушил генератор, взорвал его изнутри. Истерики и истерички не перестали корчиться. Но небоскреб замер, ослеп и оглох на несколько минут, чтобы потом брызнуть по сторонам будто каплями взбаломученной пены десятками кидающихся с разных этажей. Наркотик перестал поступать, и не все смогли это выдержать. Переступившие через себя летели вниз, вопя и визжа, извиваясь словно черви. Их было много. Но Иван не пожалел ни об одном. Они сами стали…. нет, не выродками, не всесильными дегенератами, ведущими закулисную игру, но мразью, червями под стопами выродков. Что ж, и им было предоставлено право выбора, каждый изначально наделен свободой воли. Но не каждый выдерживает крестную ношу свободы. Многим проще быть рабом, ничтожеством, выползнем.

Живительный кислород влился в легкие Ивана. Он стоял посреди лужайки. И глядел на добрых, милых стариканов. Им было хорошо. Очень хорошо! Но Иван уже не сомневался, он просто знал, что еще лучше им будет на том свете… и не только им. Он превратил их в пепел, прежде, чем самый шустрый успел разинуть рот. Хватит болтать, и так говорено много, слишком много. Выродки, что призраки Осевого, чем больше ты обращаешь на них внимания, чем больше смотришь на них, говоришь с ними, слушаешь их, тем цепче они вцепляются в тебя, тем больше завораживают… и завороженного, бессильного губят. Пауки! Алый на фоне изумрудной травы, искрящий клинок ушел радугой в ладонь. Теперь нет нужды давить червей. Дар волхва, помноженный на мощь его пращуров, пропитанный тысячелетиями Белой Силы, способен обращать нечисть в прах. Меч Вседержителя!

Он обязан выдержать это. До конца! И пусть ему не хватит времени метаться по всем черным притонам, взрывать аде кие врата, пусть на смену испепеленным придут другие, все равно – возмездие свершается. Он начал. И им уже не быть!

XXIII-й, ХХП-ой века промелькнули в мельтешений и визгах, сладострастных стонах и алчном кружении. На месте одной отрубленной головы вырастали три, пять, дюжина голов – новых, змеиных. Но Иван рубил, сек беспощадно и истово, зная, что новые – уже не те, не пришедшие из глубин веков, нет в них и никогда не будет той темной зловещей силы, что передавалась из поколения в поколение, что накапливала гены вырождения, гниения и вековечной тлеющей в телах смерти. Гидра! Новые просто наживаются на оставленном – тупо, слепо, жадно копируя, они не пытаются учить, творить… Творить?

Иван сдавил горло тщедушному пучеглазому уроду. Учитель! В XXI-ом веке его так и называли посвященные. Творец! Его можно было превратить в облачко мерзкого вонючего газа. Без разговоров. Под благими вывесками и призывами этот выродок-гуманист растлил, погубил, обрек на адские муки половину мира. Убить? Но прежде Ивану надо было постичь их образ мыслей. Ведь ни один из всей бесчисленной своры этих «гуманистов», рыскающей во времени и пространстве, никогда сам себя не считал душегубом, палачом и растлителем. Никогда! Ни один! Они величали друг дружку просветителями, обличителями, реформаторами, демократами, учителями, прогрессистами, творцами! Во всех веках и столетиях они, выродки, изъедаемые собственными патологическими комплексами, неполноценные, ущербные, обостренно чувствующие свое уродство, пытались выращивать из других «людей нового типа, более совершенных и гармоничных», люди были для них лишь материалом, биомассой для бесконечных, порою чудовищно жестоких, но всегда прикрываемых истерически-гуманными лозунгами экспериментов. Да, эти твари искренне считали себя богами, которые могут создавать, могут учить, могут подправлять создания и творения Бога Истинного. Да что там подправлять! Полностью переделывать, перестраивать! Зло, непомерно-черное зло, рядящееся в белоснежные тога!

Иван чуть ослабил хватку. Пучеглазый судорожно набрал воздуха в грудь, трепыхнулся, вылупился на мучителя своего преданно и трусливо.

– Все сделаю, что изволите, – проблеял он чуть слышно.

Иван не собирался приказывать. Он проник в это дьявольское гнездовье не приказывать, а наказывать – неотвратимо и по содеянному. Гниды! Они и умереть достойно не могут. Демонократы!

– Из-за тебя, выродок, и из-за твоих реформ в Африке вымерло сорок миллионов. И тебе вручили Нобелевскую премию за мир и гуманизм, – сказал Иван, – три четверти Ирана легло в могилы. А тебя везде и всюду величают выдающимся просветителем. Ты и сам веришь в свои титулы?

– Всю жизнь положил на благо людей, – ответил прочувственно вьфодок, и мутная капля скатилась по дряблой желтой щеке, – себя не щадил. Да разве они оценят… а тех, что не выдержали реформ, жалеть не стоит, это все народец не приспособленный к борьбе за выживание, они б сами вымерли, чего о них говорить, время тратить. Зато оставшиеся стали свободными. И их дети будут свободными и внуки…

Иван горько усмехнулся. Гуманисты, мать их!