Меч войны

Но благодарственная молитва застыла на его губах. Он увидел место, где гневная мощь моря сталкивалась с твердью земли, где его ярость была особенно страшной. Берег был длинным и ровным, окружённый мелким шельфом и окаймлённый качающимися пальмами, за которыми виднелись безопасные тихие лагуны. Но тайфун воздвиг акульи зубы трёх рядов дикого прибоя между ними и этой землёй.

   — Что нам делать? — воскликнул Куин, в ужасе от вида грохочущих бурунов.

Вода в баркасе доходила уже до голени, несмотря на отчаянные попытки вычерпать её. Хэйден Флинт оторвал свой взгляд от обрушивающихся гребней волн, которые казались головами огромных коней, устремившихся к берегу. Он не хотел поддаваться парализующему влиянию этой величественной и неумолимой красоты. Он пытался привести в чувство свои онемевшие руки. Его дыхание было прерывистым, а слова почти поглощал рёв прибоя.

   — Продолжайте грести!

Он направлял их к линии прибоя, молясь о том, чтобы момент был выбран верно, веря, что их судёнышко каким-то образом устоит среди этих разбивающихся валов.

Раз за разом, трижды, их увлекали к берегу вздымающиеся волны. Каждый раз, когда прибой обрушивался на баркас, вёсла каким-то чудом оставались в руках гребцов, и закручивающаяся, кипящая стена воды миновала их. Оглушающе грохотало море, не ослабляющее своей хватки. Ещё тридцать, сорок ярдов, и они были бы на берегу, но баркас тащило обратно в море отступающей волной, чтобы с новой силой бросить на буруны.

И вновь они неслись к берегу на вздыбленной волне, но на этот раз боковое течение развернуло лодку. Вёсла были вырваны из уключин и унесены прочь. Ужасающая волна нависла над ними, втягивая под себя повернувшийся боком баркас, затем тонны воды обрушились на них, весь мир смешался и перевернулся.

Он захлебнулся, выскочил на воздух, пытаясь вдохнуть. Когда глаза обрели способность видеть, он не обнаружил Куина возле себя. Лишь борта баркаса, едва поднимающиеся над водой, окружали их среди бурлящего белого водоворота, в котором он различил князя и его леди. Затем он увидел голову Даниэля Куина, показавшуюся из воды в десяти футах от них.

   — Помогите мне! Боже, помоги мне! — задыхаясь, прокричал юноша.

Он опять исчез, и Хэйден Флинт понял, что не сможет помочь ему, и никто не сможет; следующая волна перевернёт баркас и бросит всех на верную смерть.

— Плывите! — закричал он по-персидски. — Плывите, или вы погибли!

Затем он сбросил огромный намокший отцовский камзол, чудовищным весом лежавший на его плечах, и швырнул его морю, прежде чем вверить себя судьбе.

Глава II

Огромный Юнион Джэк, флаг Соединённого Королевства, бешено рвался в чёрном небе над Мадрасом. Все летние месяцы он вяло висел, выцветая до розового с бледно-голубым, под палящим солнцем, и осыпающиеся валы форта Сен-Джордж под ним томились в тропическом зное. Теперь же, с наступлением муссонных штормов, гневный тайфун рвал в клочья истлевшую ткань.

Аркали Сэвэдж разгладила подол свадебного платья из белых кружев и вновь оглядела себя в огромном, в позолоченной оправе зеркале. Она увидела смотрящие на неё серо-зелёные глаза, большие и ясные; рыжие завитки волос спускались колечками возле висков; крупные локоны ниспадали на белоснежные плечи. Ей удалось сохранить тщательно оберегаемую бледность лица, что было большим достижением после столь длительного морского путешествия через тропики и трёхмесячного проживания в Мадрасском округе. Но, вглядываясь в свои тонкие черты, она видела, что события этого дня оставили след вокруг её глаз.

Усадьба Сэвэджей стояла в стороне от других, меньших поселений торговцев в Трипликани. Она возвышалась среди орошаемых лужаек и пышных садов. Гордость хозяев — особняк с колоннами и пятьюдесятью комнатами, был скопирован с архитектурных достижений сэра Джона Ванбруга. Всё здесь соответствовало такой же богатой усадьбе в Англии, всё, за исключением оконного стекла, которого не достать здесь за любую цену. Эта величественная усадьба была символом Чарльза Сэвэджа, его радостью, тщеславным выражением его огромных богатств и власти.

Она оглядела ещё раз роскошную спальню. Люстра качалась, позвякивая от порывов завывающего муссона, и бархатные портьеры надувались как паруса. Наверху зелёная ящерица, изогнувшись, прильнула к высокому потолку, неподвижная как брошь — нечто тропическое и чуждое, напоминавшее о том, что, несмотря на гравюру Хьюберта Грэйвлота, красующуюся на фальшивом камине, и модные обои, это не была комната какого-нибудь салона на Грэйт Мальборо-стрит. Всё это принадлежало иному миру — миру, где в окнах нет стёкол, где внезапная буря может разогнать пикник в саду, где в день свадьбы может отсутствовать жених.

Она расплакалась бы вновь, если бы её не позвал отец.

   — Ты спускаешься, моя дорогая?

   — Да, папа. Через минуту.