Меч Шаннары

— Ну значит, не один я такой, — угрюмо ответил Гендель. — Я пойду вздремну пару недель. Увидимся.

Он резко поднялся и, не прощаясь, покинул зал собраний, устало опустив широкие плечи. Трое людей безмолвно смотрели ему вслед, не отрывая глаз от его удаляющегося силуэта, пока он не скрылся из вида. Затем Шеа вопросительно взглянул на Балинора.

— Это самодовольство старо как мир, Шеа. — Высокий воин глубоко вздохнул и потянулся, поднимаясь. — Возможно, мы стоим на пороге величайшей войны за последнюю тысячу лет, но никто не желает это признать. Все катится по одной и той же колее — пусть кто-нибудь посторожит городские ворота, а остальные могут обо всем забыть и расходиться по домам. Это входит в привычку — надеяться, что несколько человек смогут защитить всех. Но однажды нескольких человек окажется слишком мало, и враг войдет в город прямо через открытые ворота‡

— Неужели действительно будет война? — с затаенным страхом спросил Флик.

— Вот именно в этом и весь вопрос, — медленно ответил Балинор. — И единственного, кто мог бы дать на него ответ, нет среди нас‡ слишком долго нет.

Взволнованные появлением Мениона, живого и невредимого, юноши на время позабыли про Алланона, из-за которого они, собственно, и оказались в Анаре. В их мыслях с новой силой начали вспыхивать уже привычные вопросы, но за последние несколько недель юноши свыклись с отсутствием ответов на них, и на этот раз вновь неохотно отмели свои сомнения. Балинор махнул им рукой, подходя к открытой двери, и они быстро двинулись за ним.

— Не обращайте внимания на Генделя, — на ходу заверил он их. — Он со всеми так себя держит, но лучшего друга вам нигде не найти. Он много лет и оружием, и умом сражался с карликами на границе верхнего Анара, защищал свой народ и тех самодовольных южан, что так быстро забыли, чем обязаны охраняющим границу гномам. Любой из карликов и по сей день отдал бы правую руку, лишь бы добраться до Генделя, можете мне поверить.

Шеа с Фликом молчали, пристыженные тем, что люди их расы оказались столь равнодушны к чужой беде, но понимая, что они и сами ничего не знали о положении в Анаре, пока не услышали рассказ Балинора. Мысль о новой вражде между расами беспокоила их, вызывая в памяти уроки истории о древних войнах рас и страшной ненависти тех мрачных лет. Возможность третьей войны рас внушала ужас.

— Почему бы вам не вернуться в сад? — предложил им принц Каллахорна. — Я пошлю вам весточку, как только узнаю что-то новое о состоянии Мениона.

Понимая, что выбора у них нет, братья неохотно согласились. Вечером, прежде чем отправиться спать, они попробовали заглянуть в комнату, где лежал Менион, но стоявший у дверей гном сообщил, что их друг спит и его нельзя беспокоить.

Но на следующий день горец проснулся, и взволнованные юноши смогли навестить его. Даже хмурый Флик нехотя улыбнулся, увидев его живым и невредимым, хотя и мрачно заявил при этом, что еще много дней назад предсказал все их несчастья, как только они решили идти через Черные Дубы. Менион с Шеа дружно посмеялись над мрачным настроением Флика, но спор затевать не стали. Шеа рассказал, как гном Гендель принес Мениона в Кулхейвен, а затем принялся описывать свое с Фликом таинственное перемещение вдоль течения Серебряной реки. Менион был поражен их странным путешествием и не смог дать ему никакого разумного объяснения. Шеа же намеренно воздерживался от всяких упоминаний о Короле Серебряной реки, прекрасно понимая, как отреагирует горец на любое его предположение, связанное со старыми легендами.

В тот же день, ближе к вечеру, до них дошли известия о возвращении Алланона. Шеа с Фликом как раз собирались покинуть свою комнату и пойти навестить Мениона, когда до них донеслись взволнованные крики гномов, бегущих мимо их открытых окон к залу собраний, где уже начала собираться толпа. Не успели удивленные юноши выйти на улицу, как их окружили четверо гномов-стражников, и они начали торопливо проталкиваться сквозь бурлящие толпы, прошли через раскрытые двери зала собраний в маленькую смежную комнатку, где им было велено оставаться. Гномы без единого слова вышли, закрыв за собой дверь, задвинули засовы и встали на карауле снаружи. Комната оказалась ярко освещенной, в ней стояло несколько длинных столов и скамей, на которые ошеломленные юноши молча уселись. Окна в комнате были закрыты, и Шеа, не вставая с места, видел, что ставни, как и дверь, заперты на засов. Из зала собраний до них доносился чей-то рокочущий бас.