Меч, рассекающий листья

Андрей перестал говорить. Возникла неловкая пауза. Панчик глупо улыбался и тоже молчал. Было чувство, что он где-то был и вот вернулся. Не было холодной зимы, полных автобусов с разномастной толпой, но был Андрей, немного смущённый, но довольный неизвестно чему.

Зная давно своего дружка, он вдруг почувствовал, насколько они разные и насколько непохожи их отношения к жизни: его приземлённость и тяга к материальному и Андрейкины фантазии и склонность к альтруизму. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что писателем он никогда не станет, но то, что он мог выхватить из реальности или даже нереальности нечто невообразимое, и удивить этим публику, делало его человеком не только незаурядным, но и уязвимым. От чего, собственно, и происходили все его беды. Андрей был мастером на подобные повествования, иногда нелепые по форме, но точные и интересные по содержанию. Но все они, в лучшем случае, оседали в ящике стола, а чаще мусорной корзине. Или в голове, как у Панчика, превращаясь в живую историю. То же самое было и со стихами, которые он раздаривал всем знакомым, а через неделю забывал. Хвастал, что давно бы издал сборник, который бы потряс всю хабаровскую богему, но без денег и пиара это дело не стоит и гроша. Клянчил при случае одну-две тысячи и пропадал. Так он завёл сотни ожидающих своей доли от гонорара. Но такого не могло произойти никогда, и Панчику искренне было обидно за дружка.

– Старик, ты гений. Я в шоке, – наконец-то выдавил из себя Панчик. – Ладно, давай о деле, а то дел по горло.

– Ну это уже слишком, батенька. Так с родным языком обращаться нельзя, – съязвил Андрей, но перешёл к делу.

– Дело вот в чём, – произнёс он, и они оба рассмеялись. – Короче. Когда я в Питере отсиживался, вернее, гнил, и от скуки пару раз наведывался в Москву. Там в Подмосковье у меня дружбан по институту живёт. Прикинь, у него там хата, летом прохладно, рядом Волга течёт, и Москва под боком. Живёт себе, хлеб жуёт, нормально устроился, между прочим. Он там в школе черчение преподаёт.

Панчик начал позёвывать, на что Андрей даже не повёлся.

…– Он в своё время ножи для охоты делал, неплохие, а тут разговор про оружие зашёл. Я ему говорю, мол, нехило сделать ритуальный меч и сотворить харакири одному кагебешнику. Ну ты в курсе, про кого я.

– Ну и…

– А вместе с ним и всем остальным из этой своры бездельников. Хотя всем остальным я бы просто отрезал одно место обычными ножницами по металлу. А он говорит: «Нет, Андрюха. Для таких дел нужен особый меч, а не ширпотреб. С заклинаниями». В общем, мы поржали славно. А потом он давай мне целую историю рассказывать, как его бывший одноклассник, когда в музее нашем работал в охране…

– Это где мы вчера были? – перебил Панчик.

– Нет. Там, где картины висят. Где Шишкин и всё такое. Так вот, он говорил, что в запасниках, где-то в подвале, валяется, представляешь себе, в пыли, во всяком хламе, настоящий самурайский меч. Прикинь, не тот, что мы видели под стеклом, серийная штамповка, а натуральный катан, выкованный хрен знает когда и кем. С молитвами, ритуалами. С именем и всякими прибамбасами. Древний, которому не одна сотня лет.

– Катан – это меч по-японски, я правильно понял?

– Ты правильно понял, хотя они подразделяются, но это всё равно. Прикинь. Он даже мог спокойно присвоить его, домой после работы прихватить, и никто бы этого не заметил. Но потом забздел. Он узнал, сколько может стоить такая штуковина, и съехал с этой темы, но никому об этом не говорил, пока не уволился. Это же с мафией пришлось бы связываться. Ну, в общем, не тебе рассказывать, чего это стоит. Я вот с Протасом связался, теперь локти кусаю. А потом, он же бывший мент.

– Ну, где псарня там и мусарня, – возразил Панчик.

– Нет, друган говорил, что это честный мент, – очень серьёзно возразил Андрей. Они расхохотались.

– А я его, кажется, знаю. Такой скулатый. Он гаишником работал. И денег, кстати, не брал. Но лучше бы брал.

– Ну ты слушай дальше. Этот мой дружбан, ты, кстати, с его родным брательником в фазанке на дальдизеле учился…

– Не наматывай, Андрюха, ты отвлёкся.

– Ну да. В общем, когда о мече заговорили, он как раз книгу одну перечитывал, «Фрегат Паллада». Ты не читал? Напрасно. Советую. Её Гончаров написал, он на этом фрегате ходил в Японию, заключать первое мирное соглашение. Там им япошки мозги парили целых три месяца. У них тогда был закон «Закрытых дверей». Кто чужой к ним попадал – того в тюрягу. А если свои терпели бедствие, например, в России, то наши их уже не пускали обратно. А тем, кто всё-таки возвращался в Японию, тем тупо рубили головы.

– Круто.

– Не то слово. Ну короче, нашим это не нравилось, поэтому они и снарядили эту экспедицию. Потом японцы всё-таки согласились, деваться-то некуда, и подписали договор о мире. А после этого, сам понимаешь, начали одаривать друг друга. Так вот. Здесь самое интересное. Представляешь, япошки подарили нашим настоящий меч. Хотя у них по законам этого вообще нельзя было делать. Они же секреты закалки знали.

– А бывают ненастоящие мечи? – неподдельно удивился Панчик.