Меч над пропастью

Сняв свою корону, Серый Трубач вытер вспотевший лоб. Потом подал знак колдунам приблизиться, ибо духи и боги, предвкушая трапезу, уже могли заговорить. Считалось, что главных богов слышит владыка, а тех, что помельче, – колдуны, но это распределение функций, возникшее с приходом к власти Трубача, еще не сделалось обычаем. В прежние годы только ппаа общались с богами и духами и знали их волю – на радость собственным желудкам, ибо Очаг кормил их и поил, и ставил им шатры, и пригонял им жирных яххов. Но времена изменились не в лучшую сторону для ппаа – новый вождь, как было всем известно, конкурентов не терпел. Впрочем, колдуны могли услышать глас богов, но лишь такой, который не расходится с мнением владыки.

Сувига первым ринулся к вождю, но Тревельян оттолкнул его и прошипел:

– Сказано Великим: когда буду говорить с богами, ты, Айла, встанешь ближе всех. Не лезь вперед, старая шкура!

Он подошел к Трубачу и встал в двух шагах от владыки, на виду всего степного воинства. Сувиге пришлось занять позицию подальше; он принялся шептать проклятия, но сник под взглядом Тревельяна. Пу из Людей Ручья и Кизз-Лит из Людей Песка без возражений пристроились за старым колдуном; эти двое знали свое место.

– Ты обещал знамение, – произнес Трубач, повернувшись к Ивару.

– Не я, владыка, а небесный демон. – Краем глаза Тревельян следил, как воины выбирают первую жертву. – Думаю, знамение близится. И придет оно от Баахи и его детей.

– Ложь! – прохрипел Сувига. – Не будет никакого знамения! И тот дух – не от Баахи, а отродье Каммы!

– Разве ты не видел, как демон уходит на небо в белом облаке? – возразил Тревельян. – Или ты не веришь собственным глазам?

– Камма любит обманывать. Камма… – начал колдун, но Серый Трубач оборвал их препирательства, рявкнув:

– Закройте пасти, крысиная моча! – Он провел ладонью по лицу, отбросил назад волосы и уже спокойнее заметил: – Слова богов еще не пришли ко мне.

Это было предупреждением: раз боги не говорят с великим вождем, то и колдунам не полагалось их слышать.

– Боги и духи голодны, – сказал Сувига. – Они примут жертву, и ты услышишь их, Великий.

Воины тащили к котлу молодого парня, он вырывался и пронзительно кричал. Похоже, пленные кьоллы сообразили, что за конец их ждет, – в толпе раздались стоны и вопли. Смерть не пугала пленников, но каждый понимал: лучше погибнуть от копья и секиры, чем от огня и кипящей воды.

Пора, решил Тревельян. Шагнув вперед, он вскинул руки, принял позу взывающего к небесам и испустил трубный звук, столь же громкий, как зов великого вождя.

– Слушайте, воины! Жертва не угодна богам! Бааха изгнал Ррита и говорит мне: люди – плохая трапеза для богов! Он хочет мясо животных! И посылает нам знамение!

Реакция Трубача оказалась мгновенной: он сделал знак телохранителям, и те, вскинув ножи и топоры, бросились к Тревельяну. Но было поздно – от белого облака уже протянулся лазерный луч, ударил в котел, испарив воду, и разметал огонь. Испуганные крики шас-га и кьоллов перекрыло шипение ионизированного воздуха; молнии снова и снова били по кострищу, по раскаленным камням, котлу и земле, вверх летели головешки и снопы искр, жаркий пар растекался по вершине холма, заставляя людей отпрянуть. Пленные кьоллы смешались со стражами, и охваченная ужасом толпа ринулась к первым рядам войска. Внезапно гром и шипение воздуха стали не слышны – вопль, исторгнутый тысячей глоток, и рев животных заглушили все другие звуки. Все пришло в смятение: падали бунчуки с рогами и бубенцами, кричали воины, пятясь назад или рухнув на землю и прижимаясь к ней, дабы не видеть страшного зрелища, ревели яххи, напирая на повозки и опрокидывая их, а за дорогой, на краю пустыни, метались в панике свиньи и хффа. Ауккат и Уанн, светлые дети Баахи, висели в небе, равнодушно взирая на эту картину. Они казались двумя глазами божества: один был маленьким, белым и ослепительно ярким, другой – огромным, цвета крови.

До окружения вождя пар не докатился, рассеявшись в воздухе, но все, певцы и колдуны, военачальники и стражи, лежали ниц. Трубач присел и скорчился, обхватив голову руками, – видно, его тоже пробрало. Рогатая тиара валялась у колен вождя. Когда молнии перестали буравить воздух и белое облако поднялось ввысь, Ивар поднял ее, отряхнул от песка и сунул вождю.

– Дурное предзнаменование, Великий, но худшего, однако, не случилось, – молвил он. – Бааха продырявил котел и разметал огонь, но все мы живы. Он не тронул ни тебя, ни меня, ни воинов, ни яххов, ии даже пленных кьоллов. А мог бы разом изничтожить всех!

– Хрр… – Вождь прочистил горло, нахлобучил корону и поднялся. – Что это значит, Айла? Бааха разбил котел, не принял жертву… Чем мы его прогневали?

– Он не желает, чтобы люди ели людей и поклонялись Рриту, – пояснил Тревельян. – Прежде Ррит был могуч, но теперь Бааха сильнее, и мы должны ему повиноваться.

– Сильнее? Теперь? Почему?