Меч на закате

Этой весной я получил еще один залог дружбы от Темного Народца, потому что в жесткой траве, покрывающей теперь то место, где под нашими девятью боевыми конями лежала девушка, выросло небольшое растеньице с серебристыми листьями и хрупким белым цветком. Должно быть, когда я жег полученные от Старейшей сухие травы, чтобы успокоить дух девушки, из них выпало семечко и пролежало, не всходя, целый год. Я больше нигде и никогда не видел таких цветков.

На вторую весну, оставив Кея теперь командовать Тримонтиумом и послав Бедуира в набег на поселения Восточного побережья, я взял с собой своего оруженосца Эмлодда, Флавиана, Голта и еще несколько человек, не больше, чем потребовалось бы для охоты, и отправился далеко на юго-запад, к охотничьим тропам Дамнонии. Я чувствовал себя до боли как дома в этом краю вересковых равнин и маленьких сверкающих озер, куда доносился шум западного моря; потому что живущие здесь племена происходили из того же самого корня, что и мои сородичи в королевстве Кадора. Однако я приехал в эти западные пустоши не для того, чтобы наслаждаться горькой сладостью тоски по дому, но чтобы продолжить свои попытки объединить верные нам племена и привести их под Алого Дракона.

Маглаун, один из величайших клановых вождей, оказался также одним из самых ненадежных людей, с какими только можно было иметь дело. Он отнюдь не был настроен враждебно, а просто, как одно время казалось, решил не давать мне возможности вообще поговорить о том деле, которое привело меня в его замок; и я знал, что его, как шарахающуюся лошадь, бесполезно, и даже хуже, чем бесполезно, силой тащить к тому, что его пугает.

В первый и второй день из тех трех, что я решил на него потратить, мы до самого вечера охотились, а по ночам слушали песни в его пиршественном зале с высоким потолком и раскрашенными бревенчатыми стенами, пока три его чернобровых сына и младшие из дружинников, собравшись вокруг нижнего очага, устраивали щенячью возню, или играли в кости, или пытались спускать своих соколов на ласточек, гнездящихся среди потолочных балок; и у меня не было абсолютно никакой возможности поговорить с Маглауном наедине.

А потом, на третий день, — это был канун Середины Лета — он как будто передумал и был готов хотя бы к разговору; и большую часть дня мы провели, шагая взад-вперед по маленькому садику под стенами замка, где рыбаки, переругиваясь, развешивали среди яблонь свои мокрые сети.

У Маглауна была на меня обида, хотя он высказал мне ее достаточно сдержанно и без всякой злобы.

— С тех пор, как ты разгромил войско Гуиля, скоттские банды вернулись к своим привычным набегам; уже в конце прошлого лета они гнали невольников вдоль побережья. Ты оказал мне плохую услугу, милорд Артос, и если я помогу тебе, как ты настаиваешь, людьми и оружием, у меня просто останется меньше сил для защиты своего собственного побережья.

— Значит, ты предпочел бы, чтобы через твои земли пронеслось все варварское войско? — спросил я. — Это еще может случиться, князь Маглаун, если мне будет недоставать людей и оружия и провианта для них.

— Это еще только может быть, — отозвался он, — а вот набеги скоттов — это уж наверняка.

И как бы я ни настаивал, шагая, и разворачиваясь, и снова шагая под маленькими, согнутыми ветром яблонями, мне, по-видимому, так и не удалось его переубедить.

День казался сначала похожим на все остальные, если не считать того, что большинство мужчин отправились сгонять скот для ритуала, который должен был состояться этой ночью; но когда начало смеркаться, произошла перемена — та самая перемена, которая происходит в каждом замке, и лагере, и деревне, когда начинает смеркаться в канун Середины Лета. И когда мы с Маглауном, так ни до чего и не договорившись, пришли на ужин, замок, укрытый за своими надежными торфяными стенами, гудел, как слегка потревоженный барабан. Мужчины и женщины в княжеском зале, как и в каждом простом доме, поглощали ужин быстро и молчаливо, словно их мысли блуждали где-то в другом месте. А когда с едой было покончено, женщины потушили огонь в каждом очаге и каждый факел, так что весь замок затаил дыхание в полной ожидания темноте; и в темноте они вышли: мужчины и женщины, дети и собаки, каждое живое существо в замке, чьи ноги не отказывались его нести, — тоненьким поначалу ручейком, который по пути вбирал в себя людей из каждого дома, мимо которого он проходил, — через ворота в мощной торфяной стене и к заросшим вереском холмам, поднимающимся в миле или около того от нас в противоположной от моря стороне.

Мы с Флавианом и остальными присоединились следом за Маглауном и его дружинниками к темной, молчаливой, расходящейся рябью реке движущихся теней и пошли рядом с ними, сами не более чем тени в сгущающихся летних сумерках.