Меч мёртвых

Кто, что за Нечаянка – отроки, понятно, не знали. Оттого после каждой такой вот ночи из уст в уста пролетал новый домысел. Этой зимой поговаривали, например, будто Нечаянка доводилась князю сестрой и была давным-давно похищена из отцовского дома злыми людьми, а спустя годы не сумела узнать родного брата, встреченного на чужбине, и полюбила его. И только тогда увидела на его теле приметную родинку, когда между ними уже совершилось противное Правде Богов. Увидела, ужаснулась и… казнила себя в ближайшем болоте, благо в стране вагиров их было ничуть не меньше, чем здесь… Одна беда – мало оказалось её жертвы для искупления совершённого ими, и оттого-то государь Рюрик до сих пор был бездетен. И не женат.

Истину могли бы поведать, наверное, разве несколько седоусых бояр, с юности сопровождавших вождя. Но отроки их не спрашивали. Бояре ничего не расскажут, зато оплеух отвесят с избытком: не любопытничай!..

А вот что было известно в точности, так это то, что больная память князя, терзавшая его зловещими снами, всякий раз притягивала какую-нибудь беду. Или наоборот: не притягивала, а заранее чуяла и пыталась предупредить…

Утром на просторном дворе детинца, на хорошо сделанном и оттого всегда чистом деревянном настиле, раскинули меховой ковёр и поставили посередине резной деревянный столец. Князю Рюрику донесли о людях, явившихся искать его справедливости, и он собирался вершить суд.

Нынешний ладожский государь, как всем было известно, нрав имел тяжкий и если уж карал кого, так наказанному долго чесалось. Коли вообще оставалось что почесать. Но чтобы безвинного – такого не припоминали ни варяги, ни приезжие из Северных Стран, ни местные словене с корелами. Оттого княжьего суда искали чем дальше, чем чаще и с бóльшим доверием.

Рюрик сидел на себя обычного непохожий. Седой, серый, цвета глаз не разберёшь под нахмуренными бровями…

Первой поклонилась батюшке князю крупная молодая женщина в когда-то красивой и богатой, а ныне затрёпанной и рваной одежде. Она держала на руках маленькую дочь. Женщину знали в Ладоге: здесь она родилась и два лета назад вышла замуж за купца, торговавшего у чудских охотников дорогие меха. Много жило в стольном городе молодых богатых купчих, но Изволья́[6] была особенная. Не пожелала смирно сидеть дома, пока муж будет странствовать по далёким лесам и потом продавать искристые шкурки на торгах больших городов. Начала ездить с ним, вошла во все дела, повадилась советы давать – и дельными, говорят, оказывались те советы. Ватага мужнина усмехалась сперва, потом перестала… Но, видно, кому-то не по нутру пришлись удача, деловая смётка и даже радостное имя круглолицей Извольи. Случившееся с нею и с мужем её иначе как сглазом объяснить было невозможно. Месяц назад, когда ватага с выгодными покупками уже возвращалась домой, на санный поезд напала вышедшая из лесной чащи многочисленная чудская семья. Это при том, что чудь – а с чудью и опытному чужаку столковаться было непросто – уважала и любила молодого торговца за честность, за твёрдое слово!..

Да и налетела на него опять же не какая-нибудь простая семья. У этого рода было прозвище, неслучайно даденное соплеменниками: Тина. Сама чудь Тину не жаловала. За что любить тех, кто поколениями живёт наособицу и среди всего племени выделяется звероватой подозрительностью, недобрым сердцем и невеликим умом?.. Что и было явлено в очередной раз. Нападавших прогнали, только вот хозяин обоза получил в сердце стрелу. Тина же убралась назад в чащу не прежде, чем похватав с санок половину тюков.

После чего… отправила в ту же Ладогу троих здоровенных белобрысых парней – продавать украденные меха! И гривну с перстнем, сдёрнутые с мёртвого тела!..

Кривозубый молодой Тина – низкий лоб и плечи не про всякую дверь – появился на торгу всего через седмицу после возвращения осиротевшей ватаги. Изволья чудина в лицо не узнала, но при виде мужниных вещей, выложенных для продажи, подняла крик на весь торг. Тина сглупу попытался заткнуть женщине рот…

Князь Рюрик посмотрел на полнотелую молодую красавицу и с одобрением подумал: знать, не врут, будто в ночь нападения, в метельном лесу, она сокрушала разбойников попавшимся под руку топором и, стоя над телом убитого мужа, сумела воодушевить дрогнувших было ватажников. Теперь все они пришли вместе с хозяйкой на княжеский суд. Пришли другие купцы, ездившие за мехами в чудские леса. И Кишеня Пыск, некогда наставлявший её мужа в торговых премудростях. Тяжба касалась всех. Все поглядывали на троих связанных братьев, приведённых во двор.

Те, надобно молвить, тоже были не одиноки. Ладога не обзавелась целым чудским Концом, как Новый Город в верховьях, но десяток дворов всё же стоял. Держал свой покон и совет. И старейшину, ходившего думать думу с другими старцами города.