Меч мёртвых

Конечно, они не успели. Эгиль, опять бежавший последним, торопился как мог и чуть не наезжал сзади на лыжи Искре Твердятичу, но переломить злую судьбу, определённо витавшую над ними в тот день, было не в его силах. Он, пригибаясь, уже влетал за шуршащую завесу серо-жёлтых коленчатых стеблей, увенчанных засохшими метёлочками, когда позади, за разводьем, начался переполох.

Сперва погоня отстала: пока снарядились, пока переправились с острова… Но вот разбойники поставили лыжи на лёд, и новогородцы, каждый про себя, поняли – плохи дела. Своё болото Болдыревы ватажники знали если и похуже, чем Тойветту, то ненамного, и безошибочно летели той же тропой, не особенно нуждаясь в следах. Иным путём выбраться в эту сторону через Сокольи Мхи было всё равно невозможно.

Человек, стремящийся уберечь свою жизнь, способен на многое. Но провести на ногах почти всю ночь и полдня, а потом удирать от погони – свежей, не обременённой усталостью и весьма обозлённой?..

Трижды разбойники подбирались к беглецам на расстояние выстрела, но неверный, резкий, порывистый ветер мешал как следует прицелиться. Потеряв без толку несколько стрел, преследователи решили не опустошать зря тулы и для начала подобраться поближе. Они тоже видели, что настигают.

Ветер между тем понемногу обретал прежнюю силу, и позёмка вновь понеслась над снегом и льдом, всё выше вздымая белые языки. К тому времени, когда белая мгла начала смыкаться над головами, двое датчан, ижор и словенин успели миновать самую опасную часть Мхов. Позади осталась сплошная топь, впереди замаячили первые плотные кочки с растущими на них кривыми корявыми деревцами. Однако до настоящего надёжного берега было ещё далеко. Слишком далеко. Не успеть добежать туда прежде разбойников.

– Эй, финн!.. – прохрипел Эгиль в спину ижору, всё так же неутомимо скользившему впереди. – А ну постой, что скажу!..

Одинокая сосна с большим птичьим гнездом на вершине возвышалась над колеблющимся морем снежных струй, точно путеводная веха, воздвигнутая самими Богами: не промахнёшься, не собьёшься с пути. Эгиль и Харальд медленно приближались к ней, приминая лыжами торчавшую из-под снега траву, и зыбучее белое покрывало немедленно заносило оставленные ими следы. Тойветту утверждал, что надёжная тропа в этом месте была совершенно прямой: только держи, мол, направление на сосну, и незачем бояться трясины. Так-то, оно, может, и так, но Эгиль, внезапно оставшись без провожатого, всё равно на первом же шагу покрылся липким пóтом, совсем иным, нежели от работы и бега.

– Это я должен был додуматься, а не ты, – сказал ему Харальд. – Если я и вправду хочу, чтобы меня называли вождём не только за мой род, но и потому, что я сам чего-нибудь стою…

Эгиль в ответ прохрипел, тыча копьём в лёд перед собой:

– Я в твоём возрасте тоже не до всего додумывался, Рагнарссон. Сумей прожить столько, сколько прожил я, и в твоей груди тоже накопится премудрость тысячи битв…

Он всё-таки настоял на том, чтобы идти первым, испытывая тропу тяжестью своего тела.

– Не в том дело, – сказал Харальд. – Ты размышлял, как сразиться и победить, а я только мечтал, чтобы Асы одолжили мне соколиное оперение – улететь от погони…

Эгиль усмехнулся в густую сивую бороду:

– Погоди хвалить меня, сын Лодброка. Пусть то, что я изловчился придумать, сперва убережёт нас от преследователей…

Разбойников было шесть человек, и они, кажется, уже начали понимать, что сильно недооценили тех, за кем взялись гоняться по Сокольим Мхам. Против всякого ожидания, чужаки не струсили и не сорвались в беспорядочное нерассуждающее бегство, способное закончиться только смертью в трясине. И они на удивление хорошо знали болото, которое люди Болдыря привыкли считать домом родным. То есть предводитель шестёрки довольно скоро начал жалеть, что взял с собой так мало народу. Ни в коем случае нельзя было дать пришлым выбраться за пределы Мхов: что, если это ладожские подсылы? И в лесу их ждёт сильный отряд, готовый защитить своих наворопников и без промедления двинуться по разведанному пути?..

…Удача улыбнулась ватажникам, когда те начали уже не на шутку беспокоиться, успеют ли перехватить беглецов до края торфяника, где единственная тропа сменялась тетеревиным хвостом стёжек-дорожек: помучишься, отыскивая следы. Вожак шестёрки обрадованно крикнул, первым приметив двоих пришлецов, замешкавшихся на бегу. Один нетерпеливо переминался, жаждая удрать и не решаясь бросить товарища. А второй, припав на колено, неловкими усталыми движениями пытался приладить к ноге соскочившую лыжу.