Меч Лета

У него всегда оставались излишки еды. Чуть зачерствевшая пита, вчерашняя шаурма, пересушенный под лампой подогрева кебаб… За деньги уже посетителям этого не продашь, но ведь вполне съедобно. И вместо того, чтобы выкинуть такую еду на помойку, Абдель отдавал её мне. Когда бы я ни явился к нему, мог наверняка рассчитывать на сэндвич с фалафелью или какую-нибудь другую вкуснятину. А в благодарность приглядывал за другими бездомными в атриуме, чтобы они прилично себя вели и не отпугивали посетителей, которые едят у Абделя за деньги.

В Бостоне вы не найдёте ни одного квартала, где бы не было какой-нибудь иконы свободы. Тропа Свободы, вымощенная красным кирпичом. Старая Северная церковь. Монумент Банкер-Хилл. И ещё многие в том же роде. Но лично мою свободу и независимость воплощали не все эти памятники истории, а «Фалафель Фадлана», которая надёжно поддерживала меня с той самой поры, как погибла мама.

Мне не хотелось смущать Абделя компанией, которую я притащил собой, поэтому я велел Блитцу и Харту оставаться за столиком, а к прилавку отправился вместе с Сэм. Она тащилась следом за мной так медленно, будто ей стало вдруг тяжело ходить, и проделывала при этом какие-то диковинные манипуляции со своим зелёным платком, похоже, стараясь в нем спрятаться.

— Что с тобой? — наконец не выдержал я.

— Может конечно, его сейчас здесь и нет. — с безумным видом пролепетала она. — Или лучше всего сказать, что я твой репетитор.

Не врубившись, о чём она, я подошёл вплотную к прилавку, а Сэм предпочла задний план, явно пытаясь укрыться за фикусом в кадке.

— Абдель здесь? — спросил я у парня на кассе.

Не успел он мне ответить, как из кухни, улыбаясь и на ходу вытирая руки о фартук, вышел сын Абделя, Амир.

— Джимми, как жизнь? — поприветствовал он меня.

Я расслабился. После Абделя Амир здесь был следующим самым лучшим. Лет восемнадцатидевятнадцати, стройный и привлекательный, с прямыми темными волосами, татуировкой на арабском языке на бицепсе и такой ослепительной белозубой улыбкой, что мог бы спокойно продать целый грузовик отбеливающей зубной пасты. В Фалафельной он, как и все остальные, знал меня под именем Джимми.

— Жизнь нормально, — ответил я. — А как твой отец?

— Он сегодня в Сомервилле. Тебе как всегда?

— Мужик, ты лучше всех.

Амир рассмеялся:

— Да ладно тебе.

Тут он скользнул взглядом мне за плечо. Улыбку как стёрло с его лица, а сам он остолбенел. — Самира? Ты что здесь делаешь?

Она, еле переставляя ноги, проковыляла вперёд.

— Привет. Амир. Я тут, видишь ли, помогаю Ма… то есть Джимми с уроками.

— Правда? — Амир упёрся локтями в прилавок, бицепсы на его руках напряглись.

Этот чувак целыми днями пахал во всех заведениях своего отца, умудряясь при этом не посадить ни единого пятнышка на футболку.

— Разве ты не должна быть сейчас на занятиях? — продолжал удивляться он.

— Да ты понимаешь, — медленно начала она, явно изобретая ответ на ходу, — мне за занятия с учениками вне кампуса начисляются дополнительные баллы. Вот я и взялась подтягивать Джимми и его одноклассников. — И она указала на столик, где Блитц с Хартом вели на языке жестов яростный спор, выписывая руками круги и другие фигуры. — По геометрии их подтягиваю, нобоюсь, они в ней безнадёжны.

— Безнадёжны. — немедленно поддержал её я. Но фалафель поможет нам заниматься получше. — Ладно, если чего, я тебя прикрою, — заговорщицки посмотрел Амир на Самиру. — А тебя, Джимми, рад видеть. Так здорово, что с тобой все в порядке. А то вчера эта история на мосту… В газетах была фотография погибшего парня. Он так похож на тебя. Имя, конечно, другое, но мы все равно встревожились.

А мне, из-за полной зацикленности на фалафели, даже в голову не пришло, что они запросто могут все сопоставить.

— Ах да. Я тоже видел газеты, — постарался, как мог, спокойно проговорить я. — Но со мной-то порядок. Видишь, с преподавательницей геометрией занимаюсь.

— Ну-ну-улыбнулся Самире Амир.

Неловкость сгустилась такая, что хоть топором разрубай.

— Ладно, Самира, большой привет от меня Джиду и Биби, — к счастью, заторопился он. — Идите к своим за столик. Сейчас принесу вам еду.

Сэм пробубнила нечто невнятное. То ли «спасибо большое», то ли «убейте меня прямо сейчас», и мы присоединились к Блитцу и Харту.

— Что это было? — спросил я у неё. — Откуда ты знаешь Амира?

Самира надвинула ещё ниже платок на лоб.

— Не садись так близко ко мне. — процедила она сквозь зубы. — И постарайся выглядеть как ученик, с которым мы обсуждаем исключительно геометрию.

— Треугольники, — начал отчётливо я. — Четырёхугольники. Только не понимаю, чего смущаться-то? — перешёл я почти на шёпот. — Амир — классный парень. А если ты знаешь семейство Фадлан, то ты для меня как рок-звезда.

— Он мой кузен, — сердито выпалила она. — Двоюродный, а может, троюродный. Ну, что-то в этом роде.

Я перевёл взгляд на Харта. Он сердито уставился в пол. Блитцен сидел без маски и очков.