Меч Христов. Карл I Анжуйский и становление Запада

Между Сицилией и Фландрией

Папа Иннокентий IV, безусловно, достаточно хорошо знал историю своей церкви для того, чтобы помнить, как в VIII веке его предшественники воспользовались поддержкой франкских государей — вначале Пипина, прозванного Коротким[83], а затем его сына Карла. Франки тогда помогли Риму справиться с агрессивными лангобардами, занимавшими север Италии. Для папы Иннокентия своего рода новыми лангобардами были Гогенштауфены — и, подобно Стефану II, в обмен на военную помощь возвысившему Пипина и его сыновей, Иннокентий IV решил обратиться к Франции за подмогой в решении сицилийской проблемы.

Отношения папы с французским двором на тот момент, впрочем, были не столь безоблачны. Там многие «спрашивали себя, почему Иннокентий IV отвергал все предложения Фридриха II о примирении и о третейском суде, и… сердились на него за его высокомерное упрямство. Передавали из рук в руки письмо Фридриха II «всем, которые из королевства Франции» (от 22 сентября 1245 года), где он предлагал, чтобы Людовик IX выступил в качестве третейского судьи в этом споре, соглашался исполнить все, что король Франции постановит, и потом отправиться вместе с ним в крестовый поход»^{141}. В свою очередь, папа еще в 1248 году продолжал отговаривать Людовика от похода в Святую землю, призывая его вначале помочь Риму расправиться с императором. Но, как сухо отмечает в своей «Хронике» монах Салимбене, «папа старался зря, ибо он не смог отговорить короля от его намерения совершить поход за море, потому что были уже готовы и крестоносцы, и все средства для заморского похода. И король послал сказать, чтобы папа вверил дело Фридриха суду Божию, ибо Бог есть Тот, “Который силен смирить ходящих гордо”»^{142}.

Вдобавок у французских вельмож и самого короля, щепетильного в этих вопросах, вызывали раздражение образ жизни папы и его двора, надолго задержавшихся в Лионе после собора 1245 года> раздача бенефициев родственникам и приближенным понтифика и другие злоупотребления. И поэтому неудивительно, что, когда в 1250 году Иннокентий IV принимал в Лионе Альфонса де Пуатье и Карла Анжуйского, только что вернувшихся из неудачного крестового похода, братья короля пытались оказать на папу давление, добиваясь его примирения с императором^{143}. Ведь последний мог служить источником подкреплений для столь нуждавшегося в них Людовика IX. Но с наскока столь сложную и многолетнюю проблему решить было нельзя. А через несколько месяцев Фридрих II умер, и ситуация изменилась.

В новых условиях папа решил, что будет уместным предложить сицилийскую корону, точнее возможность ее завоевания, Карлу Анжуйскому. Вероятно, младший из французских принцев показался понтифику человеком более решительным и воинственным (что соответствовало действительности). Да и здоровьем он был покрепче брата: вскоре после возвращения из крестового похода Альфонс, судя по всему, перенес инсульт (хотя ему только исполнилось 30). Позднее он частично оправился от разбившего его паралича, но «до конца жизни оставался больным и жил в Париже, а чаще — в его предместьях»^{144}. Добавим, что это не мешало графу умело подбирать советников и твердой рукой, хоть и на расстоянии, управлять своими владениями — Пуату и полученным от жены графством Тулузским. Но для столь опасного и авантюрного предприятия, как покорение Сицилийского королевства и разгром Гогенштауфенов, Альфонс явно не годился. А вот Карл — вполне.

Однако на пути папского замысла возникло препятствие… в лице Людовика IX. Хотя король Франции по-прежнему пребывал в Святой земле, без его благословения Карл Анжуйский, конечно, не мог дать папе согласия принять сицилийскую корону. Однако, исходя из того, что нам известно о характере младшего брата короля, сам он, скорее всего, согласился бы, несмотря на то что у него не было средств на финансирование войны против Гогенштауфенов, а Иннокентий IV, к тому времени изрядно опустошивший папскую казну, серьезным подспорьем в этом деле быть не мог. Но долго терзаться Карлу не пришлось: старший брат отказал Риму. Наиболее существенной причиной этого, скорее всего, следует считать господствовавшее при французском дворе скептическое отношение к конфликту папства с Фридрихом II и его наследниками: так, королева-мать Бланка «была глубоко шокирована попытками папы превратить свою ссору с Гогенштауфенами в священную войну»^{145}. Итак, Карл отверг (вынужден был отвергнуть) предложение, но очевидно, что сама эта история оказала влияние на его дальнейшую политическую эволюцию. Для папства же, как мы увидим, граф Анжуйский не перестал быть одним из потенциальных претендентов на сицилийский трон — и к этой теме в Риме спустя десятилетие еще вернутся.