Меч карающий

– Спасибо, – повторил Хатч, на этот раз несколько твёрже.

– О, да пожалуйста, пожалуйста! Знаете, я не думаю, что двести пятьдесят тысяч – такая уж маленькая цена за летний…

Малин шагнул на крыльцо с тем, чтобы ей пришлось выйти за порог, если она хочет быть услышанной.

– Цены на недвижимость сейчас высоки, доктор Хатч, – сказала она, выходя из дверного проёма. – Но, как я всегда говорила, никогда не знаешь, когда они упадут. Восемь лет назад…

– Дорис, вы просто лапочка, и я порекомендую вас всем знакомым докторам, которые захотят переехать в Стормхавэн. Ещё раз спасибо. Я буду ждать счёт.

Хатч быстро шагнул внутрь и закрыл за собой дверь – тихо, но настойчиво. Он постоял там, раздумывая, отважится ли она позвонить. Но та лишь некоторое время нерешительно постояла на крыльце, прежде чем вернуться к машине – гавайское платье развевалось за спиной, а на лице всё так же намертво прилеплена неукротимая улыбка. Комиссия в шесть процентов от двухсот пятидесяти тысяч, подумал Хатч, – для Стормхавэна это большие деньги. Он смутно припомнил, что ему говорили о её муже, который пил – и из-за этого потопил лодку у берега. Нет, она просто не может понять, что я чувствую, – подумал он, сумев найти в сердце капельку сочувствия и для Дорис Боудич, риэлтера.

Малин опустился на небольшое сиденье перед пианино и мягко сыграл первый аккорд прелюдии Шопена в ми-минор. Он удивился и обрадовался, что пианино настроено. По крайней мере, Дорис в точности следовала его указаниям: Прибраться в доме, всё подготовить, но ничего не трогать и не передвигать. Он заиграл пианиссимо, словно во сне, пытаясь прочистить голову. Сложно даже осознать, что он двадцать пять лет не прикасался к этим клавишам, не сидел на этом стуле и даже не шагал по этим половицам. Отовсюду, куда ни падал взгляд, дом услужливо подбрасывал ему воспоминания счастливого детства. В конце концов, детство же было счастливым. Лишь только его конец оказался невыносимым. Если бы только…

Хатч с силой наступил на горло этому холодному, настойчивому голосу.

Погибли двое, сказала Дорис. Чересчур живое воображение, даже с учётом обычной мельницы слухов, что без устали работает в небольших городках. До сих пор Стормхавэн, казалось, принимал приезжих с чем-то вроде гостеприимного любопытства. Конечно, их приезд – удача для торговцев. Но ясно, что кому-то придётся выступить перед жителями в качестве пресс-секретаря «Талассы»: в противном случае одному лишь Богу известно, какие дикие истории могут разойтись из «Суперетты Бада» или «Причёсок Хильды». И, с отчаянием, доктор понял, что на роль пресс-секретаря годится лишь один-единственный человек.

Ещё несколько минут Малин продолжал сидеть за пианино. Он подумал, что если хоть сколько-нибудь повезёт, старина Билл Баннс по-прежнему занимает пост главного редактора местной газеты. Тяжело вздохнув, доктор поднялся и направился на кухню, где его поджидали банка растворимого кофе и – если Дорис о нём не забыла – работающий телефон.

10

На следующее утро небольшая кучка собравшихся за древним столом кленового дерева в рулевой рубке «Гриффина» являла собой лишь жалкий отголосок той шумной, нетерпеливой толпы, что взволнованно кричала вокруг этого же корабля тремя днями ранее. Когда Хатч явился на запланированную встречу, большая часть присутствующих выглядели подавленными происшествием, даже деморализованными.

Малин осмотрел центр управления корабля Найдельмана. Ряд окон на закруглённой переборке давал беспрепятственный обзор острова, моря и материка. Сама рубка была отделана бразильским розовым деревом и медью, потрясающе отреставрирована, с замысловатыми узорами на потолке. Нечто, напоминающее голландский секстант восемнадцатого столетия, стояло в стеклянной коробке рядом с нактоузом. Штурвал вырезан из экзотического чёрного дерева. В шкафчиках красного дерева с обеих сторон от штурвала – набор высокотехнологичных инструментов, включая экраны лорана и сонара, а также координатная сетка для спутниковой глобальной навигационной системы. На задней переборке рубки – масса электроники неясного предназначения. Сам капитан ещё не появился из своих личных апартаментов внизу: низенькая деревянная дверь меж груды электроники на задней переборке закрыта. Над ней вверх ногами висела прибитая подкова. Небольшими, но легко читаемыми латунными буквами на двери выложена надпись – «ЧАСТНОЕ». Единственные звуки в помещении – скрип перлиней да мягкие всплески воды о корпус.