«Я не хотел ехать и затягивал (отъезд). Со мной было 8 человек свиты, которые готовы всегда умереть со мной, это – Пу Дэ, Жун Ци, Ван Цзяси, Юй Тан, Юй Янь, Юй Чжань, Ли Госюн и Хуан Цзэчжен (все они сейчас находятся со мной). Я не мог отказаться ехать в Японию наотрез, меня могли бы убить. Я заявил, что согласен поехать в Японию с восемью вышеперечисленными верными мне до гроба, людьми. Но мне, по-прежнему предлагали ехать одному. Эти восемь человек, зная, что их могут также убить в Японии, несмотря на это изъявили желание ехать только со мной, куда бы то ни было, лишь бы вместе со мной и даже вместе умереть. Затягивая выезд в Японию, я думал, что скоро придет Красная Армия и даст нам свободу и самостоятельное развитие, я расскажу ей правду о японском гнете над китайским народом, и мне и моей свите будет сохранена жизнь. Ко мне подошел премьер-министр моего правительства Чжан Чинхуэй и передал приказание из штаба Квантунской армии о выезде в Японию, и попросил написать дату отъезда и расписаться. Я отказался подписать этот документ». Как вспоминал Пу И, после этого его и членов правительства Маньчжоу-Го привели на аэродром, посадили в три самолета с японской охраной и четырьмя японскими представителями, и предупредили, что те, кто попытается бежать, будут убиты. После прилета в Мукден на этот же аэродром неожиданно опустились самолеты Красной армии.
Об аресте Пу И было доложено командующему на Дальнем Востоке маршалу А. М. Василевскому, который шифровкой сообщил И. В. Сталину о пленении императора. Главное управление по делам военнопленных и интернированных, по предложению командования Забайкальского фронта приняло и разместило в районе Читы в отдельном помещении интернированных императора Маньчжоу-Го, ближайших родственников императора, его прислугу, придворного врача, а также следующих лиц: генералов японской армии Усироку Дзюна – командующего 3-м фронтом; Хонго – командующего 44-й армией; Кисикаву – командира 63-й дивизии; Накаяму – командира 163-й дивизии; Оцу-бо – начальника штаба 3-го фронта; Хиросе – начальника санитарного отдела 3-го фронта; Гакогаву – начальника интендантского отдела штаба 3-го фронта; Обату начальника штаба 44-й армии; Кубо – начальника отдельного отряда Мукденской охраны; Ацуми – начальника Мукденского арсенала Квантунской армии; Якуваду – командира 135-й пехотной бригады; Онохору – начальника Мукденского военного учета; Мацухату – начальника Мукденского медицинского склада; Цуду – командира 22-й зенитной бригады; Цхару – начальника Мукденского военного госпиталя; Таку – начальника Мукденского авиационного арсенала; Синоэду – командира 66-й пехотной бригады; Вана – командира 1-й Маньчжурской военной дивизии; Году – адъютанта генерала Усироку.
В комнату, где расположился Пу И, вошел представитель советского командования. При Пу И находился японский переводчик Хасимото.
«Вошедший офицер поздоровался со мной, сел за стол и через переводчика-японца стал о чем-то говорить с японским представителем, о чем они говорили, я не знаю, так как я не понимаю ни русского, ни японского языков. Японский представитель и японский переводчик не знали китайского языка. Мой брат Пу Дэ, сидевший здесь же, знает и китайский и японский языки. Не глядя на меня, он сказал мне по-китайски, что решается моя судьба. Японский представитель настаивает на отправке меня в Японию. По-видимому, советский офицер хотел знать мое мнение относительно этого. Встретившись со мной взглядом, я глазами дал знать ему, что я в Японию ехать не хочу. Он понял меня. Японский представитель наших молниеносных взглядов не заметил. Советский представитель заявил японскому представителю, что император Пу И в Японию не поедет. Не понимая русского языка, я догадался, что ответ его был таков, настоящее мое положение говорит о том, что я тогда догадался правильно. Я был чрезвычайно рад и не смог сдержать радости. Это заметил японский представитель и нахмурился. Советский офицер вышел. Тут же вошли генерал-майор Красной армии (фамилию его я не знаю) и несколько других офицеров».
Продолжая давать показания, Пу И сообщил:
«Во время моего разговора с генерал-майором один пленный японский жандарм, приблизившись к нам, пытался подслушать наш разговор, я заметил это, тут же сказал генерал-майору, последний сейчас же объявил, что китайские пленные остаются здесь, а японских пленных отвести отсюда в другой конец аэродрома. Я и восемь человек моей свиты вместе с советским генерал-майором поехали на двух автомобилях отдыхать в один из госпиталей. Генерал-майор ушел, пришел советский переводчик, который разговаривал с нами любезно. Нас хорошо накормили, мы выпили немного вина. На следующий день мы на самолетах – я и моя свита в восемь человек, вылетели. Куда летим, мы не знали, после узнали, что мы прилетели в Читу».