— Мой меч — никакой не кинжал, — прорычал он, — и кровь на нем та, какая надо, — кровь врагов, и, если тебе это не нравится, сейчас он окрасится твоей кровью, а заодно и убедит тебя, что он ничем не хуже твоего!
Я снова схватился за уже возвращенный в ножны меч, собираясь дать отпор грубияну. Меня никогда не обвиняли в чрезмерной задиристости, но хамства я терпеть не могу. С детства. Вот и сейчас я рванул меч из ножен — проучить наглеца.
Глава 4
Ничего не случилось. Меч остался в ножнах. Кляня про себя так некстати заупрямившийся клинок, я потянулся было к рукояти Скаллаклюва, но остановился, так как моему антагонисту меч отказался повиноваться, как и мой — мне. Понаблюдав несколько минут за стараниями рыжего, я участливо осведомился:
— Он у тебя и раньше так капризничал?
— Никогда, — мрачно буркнул рыжий рубака, — да с тех пор, как он у меня, я и обнажал-то его всего раз пять.
— Я своим тоже владею всего пять дней, но до сих пор не имел повода для нареканий, — заметил я. — Похоже, что у нас одновременно возникли одинаковые проблемы с оружием.
— Не со всяким, — отпарировал он, берясь за висевшую на седле палицу, — только с однородным.
— Однородным может считаться лишь оружие, выкованное одним оружейником, — усмехнулся я, берясь в свою очередь за Скаллаклюв. — Будь это так, я счел бы, что наши мечи не желают подниматься брат на брата…
Тут я умолк, потрясенный неожиданной мыслью, и застыл в седле. И, судя по тому, как сузились вдруг глаза у этого дюжего долдона, ему пришла в голову схожая идея. Но на сей раз я не дал ему опередить меня и задал вопрос первым: — Ты не такой, как недавно перебитый нами сброд. Прежде чем схватиться с тобой, я бы хотел узнать, кого мне надо отучить слишком буквально воспринимать поэзию. Как тебя зовут, о обидчивый малютка?
Незнакомец побагровел от злости, но сдержался и ответил:
— Я — Мечислав Мечич из Вендии. А ты кто, о мальчик-с-чересчур-длинным-языком-который-давно-пора-укоротить?
Я кивнул своим мыслям. Он мог бы не добавлять, что родом из Вендии. Я б и так догадался, что передо мной Самозванец с Полуострова и, если верить Скарти, мой единокровный брат.
Я решил не темнить и назвался так, как собирался теперь, по овладении Кромом, зваться всегда и везде, невзирая ни на какие обстоятельства:
— А я — Главк, сын Глейва, родом из… теперь ниоткуда. Как видишь, мальчик-с-чересчур-длинным и так далее не скрывает своего происхождения. Видимо, ему, в отличие от некоторых, не надо стыдиться своего отца.
Я думал, мои слова приведут рыжего рубаку в такую дикую ярость, что он потеряет способность соображать и, соответственно, станет куда менее опасным противником. Но, вопреки моим ожиданиям, он не взбесился, а только вспылил:
— Я своего отца нисколько не стыжусь, напротив, я даже перевел его имя на свой язык, дабы любой дурак мог сообразить, чей я сын и в честь кого назван. И в отличие от тебя, братец, я не скрываю и то, какую землю зову своей родиной. Ибо мне ни к чему стыдиться не только отца, но и матери!
— Я не скрываю, откуда я родом, — процедил я сквозь зубы. — Просто обо мне и так все известно. И не знаю, как у вендов, но у антов благородные люди зовутся не по месту, где им довелось родиться, а по землям, которые им принадлежат. И, сказав, что я ниоткуда, я всего-навсего отразил очевидную, во всяком случае для меня, истину. А истина эта в том, что у меня сейчас нет никаких владений, ни наследных, ни иных. Я не владею ничем, кроме него. — И я хлопнул левой ладонью по рукояти меча.
— Надо же, какая скромность и сирость, — усмехнулся Самозванец с Полуострова. — Этак послушаешь и захочешь подарить бездомному бедолаге свою старую, но все еще годную к носке рубаху. Вполне можно допустить, что, пока жива моя кузина, ты, как примерный сын, не дерзаешь притязать на владение Антией. Хотя до меня доходили слухи, что иной раз ты не очень-то считался с материнской волей. Но даже если ты говоришь правду, у тебя все равно остаются во владении Левкия и Антланд. Так что хватит строить из себя квасновскую сироту, братец.
Последнее слово он произнес с особым ударением, видать, вложил в него все свое пренебрежение к праздношатающимся принцам. Но я не принял этого близко к сердцу, лишь деланно удивился:
— Неужели ты еще ничего не знаешь?
— Чего я не знаю? — проворчал Самозванец.
— Что я уже не царь Левкии и не наследный принц Антии, и даже не герцог Антландский. Не знаю, как ты, братец, — тут я старательно воспроизвел его интонацию, — но я о своем происхождении узнал совсем недавно, когда мне исполнился двадцать один, то есть в четвертый день таргелиона. Услышав, что я сын Глейва, кем бы тот ни был — хоть демоном, хоть богом, — я увидел свое положение в ином свете. И счел его недостойным сына бога и даже сына демона. На мой взгляд, сын Глейва, если он действительно его сын, достоин большего, чем трон какой-то Антии, и обрести это большее он должен сам, хотя и с помощью отцовского имени. — Я снова хлопнул по рукояти меча. — Поэтому я отказался от звания принца и прочих титулов и отправился искать свой патроним.