Меч и щит

Мы вмиг проглотили шашлыки и лепешки, даже не залив их кружкой финбанского вина. Но если учесть, что мы весь день провели в седлах или в беге, нас устроила бы любая еда — даже с джунгарской кухни. Не брюзжали мы и по поводу скудости обстановки в комнате, поскольку нам с Мечиславом в последнее время приходилось спать едва ли не на голой земле, а есть — сидя у бивачного костра.

Заморив червячка и потягивая терпкое вино из Финбана, я вернулся к своему вопросу:

— О каком Пророчестве ты говорил? И если оно касается нас, то какая в нем предречена судьба?

— Ну судьба наша мне ясна без всякого пророчества, — усмехнулся Фланнери. — Как и всем детям богов и демонов, нам суждено стать отцами нового народа.

— Какого-какого народа? — переспросил изумленный Мечислав.

— Нового, — повторил Фланнери, — можно сказать, новорожденного. Так всегда бывало при появлении в нашем мире очередного демона. Вспомните хотя бы Хальгира, Геракла и Рома, если брать самые недавние примеры. Правда, нам будет потруднее, чем их сыновьям…

— Это почему же? — возмутился, выпятив грудь, Мечислав.

— Да хотя бы потому, дорогой братец, что нас просто мало. Ну-ка, кто скажет мне, сколько сыновей осталось после Рома? А после Геракла? Про Хальгира я и спрашивать не буду — этот задержался здесь не на девять лет, а на трижды девять. Задержался бы и дольше, да когда он собирался отправить в Путь далекий вместо себя сына Вайселуса, тот сам его спровадил… куда следует. Тем не менее сыновей Хальгир за двадцать семь лет наплодил без счета, и теперь любой жунтиец может похвалиться происхождением от Хальгира и матери его богини Юрате, чего нельзя сказать ни о левкийцах, ни о ромеях.

— Ну почему, — заступился я за любимого героя своего детства. — Геракл оставил немало сыновей. Говорят, он однажды на спор за одну ночь превратил пятьдесят девушек в женщин — а то, понимаешь ли, не верили, будто он еще в юности совершил подобный подвиг. Так что сыновей он оставил немало — человек семьсот, точно не помню. А вот Ром был склонен к формализму: первую сотню сыновей он признал законными и сделал сенаторами, заявив, что они, несмотря на свой юный возраст, будут поумней его старых советников и офицеров. А прочие были объявлены спуриями и образовали сословие всадников — их тоже было немногим больше ста, почему всадников иногда и называют второй сотней.

— Все равно, согласись, даже с двумя сотням начинать легче, чем втроем. А откладывать это дело нам нельзя — и демоническая, и божественная кровь через девять поколений растворяется. Кто из вас знаком с генеалогией, вспомните, на котором поколении от основателей династий у жунтийских князей, левкийских царей и романских рексов стали рождаться девочки?

— А при чем тут рождение девочек? — удивился я.

Фланнери помолчал, собираясь с мыслями, а затем разъяснил:

— У богов и демонов от смертных женщин рождаются только мальчики. И рождение одних мальчиков как раз является признаком божественного или демонического происхождения. А у богинь и демонесс, соответственно, рождаются от смертных только девочки. Вот потому-то народов, ведущих свое происхождение от богинь, так мало.

— Почему? — спросил Мечислав, лицо которого отражало напряженную работу мысли.

— Да потому, что даже богине тяжеловато родить за три года больше четырех детей, — ответил я вместо Фланнери. — Или восьми-двенадцати, если будут каждый раз рожать двойню или тройню. Богиням-то, думаю, это по силам? — Я вопросительно посмотрел на Фланнери.

— По силам-то по силам, — кивнул тот. — Но не забывай, что благодаря Зекуатхе ни боги, ни богини в наш мир больше не попадают. Правда, некоторые именовали себя богами, но это были либо самозванцы, либо демоны, происходящие от родителей-богов.

Для меня, в отличие от Мечислава, рассказ Фланнери не был откровением, поскольку многое я уже читал в трактате Кефала Никйлаида Роша. Но вот «растворение» Кефал в своем трактате подробно не рассматривал, и я спросил о нем у Фланнери, хотя и сам уже догадывался, в чем тут соль.

— Да с этим-то как раз все ясно, — отмахнулся Мечислав, — нарушается чистота породы, когда к божественной крови примешивают кровь смертных. Но я-то как раз знаком с генеалогией князей Жунты и хорошо помню, что первая девочка в роду Хальгира родилась через три поколения от него. Правда князь Гайгапас, видать, тоже наслышанный об этом законе… — Он заколебался.

— О законе линейности, — подсказал Фланнери. — Так его принято называть среди ученых-магов.

— …. Обвинил жену в неверности, а дочь назвал Скаврой, свиньей значит, и принес ее в жертву Юрате, сбросив в море со скалы. Но море не приняло жертвы и выбросило девочку на берег, после чего о неверности княгини Глинды никто больше не заговаривал, — Гайгалас шуток не любил. А потом и у других князей стали рождаться девочки, и…

— И точно так же обстояло и с Гераклидами, — вставил я. — Только там если у кого из царей и возникали сомнения в верности жены, он их обычно не высказывал. Как это сочетается с твоими утверждениями о растворении через девять поколений?