— Где моя жена? — наконец спросил Сокол, роняя каждое слово по отдельности.
— Когда мы пришли, все было кончено, мой лорд, — ответил Башивир. — Почти все жители замка истреблены. Те, кто еще жив плохи.
— Где моя жена?
— Её, — Плут искал слова. — Её, среди остальных не нашли. Мы обыскали все.
— Как это произошло? — спокойствию, с которым задал этот вопрос Барлейт, мог бы позавидовать айсберг. Сотник глядел только на Штеффарда. Только на него. Стоящий рядом Ториас кусал губы.
— В селе говорят, приезжал большой отряд. Богатая одежда, по виду знатные господа и прислуживающие им воины. Очень большой отряд, — беспокойно говорил Башивир. — Что произошло, люди не знают. Здесь в замке нашлись только мертвые или умирающие. Мы убрали тела. Зевус, видимо отчаянно защищался — они привязали его тело за ноги и перебросили через стену. Страх во, что его превратили, только по одежде и узнали. Как только кто-нибудь очнется, мы узнаем, что здесь случилось…
— Грабеж. Налет. Убийства. Я и так вижу, что здесь произошло. Кто это сделал? — с четкостью метронома спросил Барлейт и обернулся.
Под его взором Башивир медленно встал на колени и склонил голову.
— Мой лорд. Мы виноваты. Я со своими людьми. Мы слишком задержались в пути. Возьмите мою голову, лорд. Это моя вина.
Старый лекарь перестал хлопотать вокруг тела. Повернул голову Ториас с подозрительно блестящими глазами и красным лицом, прижимающий к груди купленную на рынке шляпу. Плут перестал дышать, крепко зажмурив глаза. Он ждал. Все они ждали.
— Мне не нужна твоя голова, — голос отца, сейчас очень напомнил голос того королевского слуги. Ториаса начало трясти. — Твоя хитрость и изворотливость нужны мне. И головы тех, кто это сделал. Всех до единого, Плут, ты слышишь? Мне нужны их головы!!!
Башивир молчал.
Три дня Штеффард метался в жаре и лихорадке. Временами он начинал громко стонать и что-то выкрикивать. Кажется, звал мать. Лорд Сотар практически не отходил от сына. Передав написанный лекарем список необходимых лекарственных зелий, он отправил во все окрестные села гонцов на самых быстрых лошадях. Три дня Штеффард был зажат между жизнью и смертью, бледный и горячий как пылающий в печи уголь. За это время пришли в себя некоторые из тех, кому повезло выжить. Они рассказали все, чему были свидетелями. Назвали имена. Три дня Ториас управлял Красной Грядой, приводя разграбленную крепость в порядок.
Три дня хворь не оставляла сына лорда в покое. Лишь по их истечению, наметился перелом. Валящийся с ног лекарь каждые полчаса менял повязки и лил в раны содержимое быстро пустеющих склянок. Сотар сидел над сыном, не различая где день, а где ночь. Видевшие его лицо люди содрогались от ужаса. Вечером третьего дня жар у Штеффарда начал спадать. Ночью он впервые пришел в себя и слабый, очень слабый открыл глаза, узнавая отца. А утром четвертого дня мальчик умер.
ГЛАВА 4
— Где он?! — резко спросил Риккерд, бросая поводья слуге. Вышедший на крыльцо, чтобы встретить дорогого гостя хозяин поместья чуть растерялся.
— Я так рад, вашему высокому визиту… — Краст Винтарх послал замешкавшимся прислужницам гневный взгляд. Нарядно одетые девушки в льняных сорочках и красных поневах, скрывающих круглые коленки, с поклоном поднесли лорду наполненную красным вином золотую чашу. — Для почтенного господина все самое лучшее.
Наверняка вино было отличным. Да и девушки — пригожие, отмытые велонки со смолистыми волосами и налитыми полными грудями, — способными потешить взор гостя, а также доставить ему немало приятных минут. Но Риккерд вставал спозаранку и ехал сюда четыре часа вовсе не за изъявлениями покорности.
— Я еще раз спрашиваю, где он сейчас? — раздраженно отмахнулся от подношений Риккерд сверля злым взглядом нервничающего Краста. Спешивающиеся за спиной лорда солдаты озирались по сторонам с равнодушными взглядами людей привыкших исполнять приказы. Одно слово и поместье на семьдесят пять дворов, с двухэтажным украшенным лепными орнаментами и претенциозным балконом домом Винтарха, будет предано огню. Вместе с самим дворянчиком, его домочадцами и всеми слугами.
— В гостевой. Спит, — с почтительным придыханием объявил Краст, с трудом удерживая на лице радушную улыбку. — И до полудня будить не велел.
Не утруждая себя дальнейшей дипломатией, Риккерд хмуро приказал солдатам ждать и решительно вошел в дом. Раздраженно шикнувший на девушек хозяин увязался следом.
— Господин, — с собачьей преданностью в голосе шептал он, поспевая за Риккердом. — Господин, только прошу вас, господин, наш дом очень дорожит своей дружбой с достойной семьей ван Дрейнов… я очень вас прошу…
Риккерд остановился на полушаге и внушительно взглянул на Винтарха:
— Можете мне поверить, наша дружба только укрепится от вовремя проявляемой вами родительской опеки, — он положил руку на предплечье дворянина, крепко сжимая его. — Вовремя, вы слышите меня? А не как в этот раз. И можете не пережевать, ваше письмо не входит в план моей с ним беседы.
«Много чести», — сердито подумал Риккерд. Но на Винтарха его слова подействовали как чудодейственная молитва.