Меч и Крест

— Потому что вы — лучшая! — ответил он с неподдельной уверенностью в голосе.

Катя грустно усмехнулась: это она знала без него!

Но, как ни странно, сейчас святая вера безумца (а следовательно, и приславшего его хозяина) в ее неоспоримое превосходство неожиданно польстила ей.

За исчезнувшие сутки Катина уверенность в себе пугающе пошатнулась: «Синий чулок» в одежде с Троещинского рынка и безголовая тинейджерка-переросток — два человеческих вида, которых она никогда не считала за людей, — действовали и соображали куда быстрее ее.

В то время как она, будучи умнее, опытней, сильнее их обеих, почему-то лишь ошибалась, злилась, впадала в истерики и теряла сознание. Иначе говоря, сделала все, чтобы сейчас, сидя рядком где-нибудь на кухне, они смеялись над ней, вспоминая, каким пшиком обернулась ее мнимая крутизна.

— Это правда, я лучшая! — громко заспорила с ними Катя. — Именно поэтому, — решительно навела она прицел на сумасшедшую ошибку природы, — я найду способ выйти из этой игры!

— Но, моя Яшная пани, — удушливо прошептал засланный псевдочерт, склоняясь перед ней в новом арлекинском реверансе, — шачем выходить иш иглы, в котолой вы выиглали?

— Выиграла?! — истерично хохотнула она. — Что? Сорванную сделку? Сгоревший офис?

— Повельте, — черный склонился еще ниже и по-собачьи заглянул ей в глаза, — когда вы штанете иштинной Киевичей, вше эти плоблемы покашуччя вам шмешными.

— Да? — Несмотря на то, что он возражал ей, в его голосе слышалось такое рабское почитание ее королевского сана, что Катя просто не могла злиться на него — лишь на саму себя, продолжающую этот нелепый разговор. — Ах да, я забыла, они заставят Владимира Федоровича… — Дображанская небрежно махнула рукой.

Цена, которую требовали от нее за эту услугу, уже казалась ей непомерной, а само обещание — писанным вилами по воде.

— Ешть влашть, котолая могущештвеннее денег и швяшей, — с вожделением объявил косматый. — Чего вы шелаете, моя Яшная пани?

— Чтоб вы оставили меня в покое! — устало воздела она очи горе. — Супермаркет «Эко» снесли к чертовой матери! Убить эту чертову Динозавриху, послать всех на хрен, отключить мобильный, купить купальник и поехать в отпуск… Навсегда!

— О-о-о-о-о!!! — восторженно пропел он.

И не разгибаясь, потрусил «кабанчиком» в прихожую, чтобы меньше чем через секунду вновь предстать перед ней, прижимая к груди оборванный листок.

«104-я страница. Я забыла его на полу», — узнала обрывок Катя.

— О, моя Яшная пани, шудьба на нашей штолоне, — вдохновенно прошепелявил черномазый, тряся 104-й. — Где находитчя ваш «Эхо»?

— Тут рядом, — обескураженно отозвалась Катерина. — Вон, — хмуро ткнула она пальцем в далекое здание, облаченное в серебристую плитку. — Уже почти достроили, сволочи…

«Боже, зачем я говорю ему это?»

— Его видно отшюда?! — в голосе псевдочерта прозвучал священный восторг. — Шудьба на нашей штолоне! На нашей штолоне! Плошу ваш, — сжимая пергаментный лист, волосатый вежливо согнулся в сторону балкона. — Шделайте милошть. Плотяните к нему луку, хошяйка!

Катя зачем-то послушалась.

Она покорно подняла руку, протягивая пальцы к серебристому трехэтажному дому. Отсюда он выглядел таким маленьким и несущественным, что, казалось, его действительно можно взять одной рукой.

— Пледштавьте шебе, — спешно затрещал черный ей в ухо, — что это ваша вещь! Вещь, котолую вы мошете вшять, пелештавить ш мешта на мешто, шломать, выблошить, подалить. Это тлудно…

Но он ошибался, это было совсем не трудно, и Катя вдруг с удовольствием ощутила каждый мускул своей руки, силу и судьбоносную значимость каждого из десяти пальцев! Она уже не думала о нелепости происходящего, невольно подпав под власть головокружительного счастья, того самого, ради которого жила, — ощущения, что власть дрожит в ее руках и она способна переломить чужую судьбу, ситуацию, саму жизнь одним движением пальцев.

— Плеклашно, моя Яшная пани! — восхищенно выдохнул черномазый. — А тепель повтоляйте ша мной: «Влаштью моей луки…»

— Властью моей руки…

— И именем Отча моего…

— И именем Отца моего…

— Я велшу то…

— Я вершу то…

— Что мне надо!

Катя бездумно вторила ему гулким эхом, в то время как ее разум и чувства парили где-то высоко и сердце билось восторженно и тревожно, словно она стояла сейчас на самой высокой точке мироздания, с гордостью взирая на покоренный мир вокруг.

— Тепель шошмите кулак. Лешко. Шильно! — услыхала она повелительный крик и с силой сжала пальцы.

Дом рухнул.

Катя открыла рот.

Она не слышала ни шума, ни криков прохожих. И его падение впечатлило ее не больше, чем смерть пустого спичечного коробка, расплющенного у нее на глазах под чьим-то случайным каблуком.

Внутри было только спокойное, отстраненное удивление и… облегчение, близкое к состоянию невесомости.

— Никого не убило? — отчужденно спросила она.

— О, нет, пять утла, шлишком лано, — ответил Черт («Черт возьми, именно Черт!») — То ли дело, когда лухнул чентлальный почтамт….

— Центральный почтамт? И его тоже?! Но кто? — поразилась Катя.

Черт скромно потупил взгляд: