Меч и Крест

— Думаешь, я совсем дура?! — нелогично возмутилась «совсем дура». — Я, между прочим, Глиэра закончила. И мы там оперу Рубинштейна «Демон» проходили. И препод рассказывал: увидев ее постановку в Киевском оперном, Врубель и написал первого «Демона». А «Демон» — это тебе не «Мишки в сосновом бору». Его весь мир знает. Видела «Интервью с вампиром»? Так там Бред Питт и Антонио Бандерас выясняют отношения на фоне «Демона» Врубеля. Круто?

— Круто, — скупо согласилась Маша, «Интервью» не видевшая, Питта не идентифицировавшая и не считавшая, что статус голливудского задника — признак художественной крутизны. — Только опера тут, прости, ни при чем! И Прахова тоже. Потому что это не Лермонтовский — это наш Демон. Миша знал его. И назвал мне его имя — Дементий Киевицкий. К. Д.! И это…

Она резко вздохнула, заранее сожалея о тишине, которая разорвется сейчас от Дашиного негодующего крика, и завершила, убежденно и беспардонно:

— Наш парень с кольцом. Тот самый!

— Наш парень? — сощурилась Чуб. — Но это уже полная хрень! Он во-още не похож на «Демона»! И зовут его во-още Ян!! Я не рассказывала, было не до того. Но я встречалась с ним сегодня в клубе. И он мне все, абсолютно все объяснил! У него папа — крутая шишка и заставляет его в мэрии работать. А в рабочие он пошел ему назло. И понятно, что не навсегда.

— Но я видела его.

— Кого ты видела?! — взвыла Даша. — Когда?! Сто лет назад? Да мало ли похожих людей!

— А кольцо…

— И похожих колец — валом! Ты все время на него ехала! С самого начала! Вот тебе и померещилось…

— Я могу поклясться!

— Лучше не надо. А то поссоримся! — угрюмо пригрозила Землепотрясная, глядя на нее глазами человека, готового немедленно вычеркнуть собеседника из своей жизни. — Запомни раз и навсегда, Маша, — это закон: никогда не гони на парня своей подруги! До тех пор, пока она сама не начнет на него гнать. Потому что, когда дело упирается в парня, подруги кончаются!

— А разве он уже твой парень? — погасла та.

— Уже! — грозно рявкнула Чуб. — Короче, — демонстративно сменила она тему, — дело к ночи, и мы в полном тупике. Зря наряжались! Только взопрела под этим мотлохом вся. Единственная полезная информация — моя. Про палицу. И про клад. Он до сих пор там! Но от этого ничего не меняется. Спасибо, хоть время остановилось… И тебе предложение сделали. Мир твой, выходит, по боку? — бурчливо уточнила Даша.

Маша наморщила губы и слезно затрясла головой сначала отрицательно, потом согласно.

— Я знаю, это плохо… Сначала с одним, потом с другим. Так некрасиво получилось. Нужно было ему сразу сказать, что я его не люблю… Но я так привыкла, что люблю его, и у меня не было ни секунды, чтобы подумать, что я не люблю его на самом деле. И если он действительно меня любит, то… Права была мама, я проститутка конечная!

— Конченая, — миролюбиво поправила Даша. — И никакая ты не проститутка. Тебе до нормальной проститутки еще расти и расти. Если хочешь знать, он…

Но ее уже дозревшее признание в преступлении «по неосторожности» прервал невежливый черный телефон. И к Машиному ужасу и стыду, глухой голос преданного ею Мира попросил ее спуститься за ним в подъезд.

— Мамочки… — заскулила испуганная Маша.

— Ладно, — окончательно успокоилась Даша. — Готовься. Я за ним схожу. — И добавила примиряюще: — Для чего еще нужны подруги?

— Стой… — заискивающе пискнула Ковалева. — А как ты думаешь, Миша мне предложение по-настоящему сделал? Он же ее любил… А я так, просто подвернулась? — слезно спросила она, моля об опровержении.

— И в голову не бери! — немедленно доказала свою дружбу Даша. — У него к ней была психопатологическая любовь, — безбожно исковеркала медицинский термин она. — От такой сейчас лечатся! Эта Прахова ему совершенно не подходила! Он же дерганый, ломаный — таким только в вате лежать. А ты и есть — вата!

— Правда? — обрадовалась сомнительному комплименту Маша.

— Поверь, я знаю, что говорю! — заверила ее Даша Чуб.

* * *

Мир даже не спросил о происхождении Дашиного монашеского балахона, лишь скользнув по нему запертым черным взглядом. Учитывая, что первый раз он увидел Чуб в рванье, а второй — закутанной во флаг, он, верно, успел смириться с ее вызывающей экстравагантностью в стиле «гегемон вульгарис».

Впрочем, на Машу, встретившую его уже в цивилизованной одежде, прибывший тоже не взглянул. Зашел, опустился на диван, разом опустив голову, плечи и безвольные руки, и уставился в пол, не произнеся ни слова.

— Что с тобой? — придушенно спросила Маша.

Мир медленно пошевелился, исподлобья взглянул на Чуб. Без прошлого презрения, бесцветно и бесчувственно, так, словно этот взгляд был лишь рудиментом его прошлой жизни — исчезнувшей без следа.

Но та все равно взъелась:

— Не хочешь при мне говорить, могу и уйти!

— Нет, — качнул он повисшей рукой. — Не важно.

— А что важно? — поинтересовалась Чуб, помолчав и так и не дождавшись последующего продолжения.

— Мы узнали номер Митиного отца.

— Телефонный?

— Машины. Он приезжал его проведывать. А номер запоминающийся.

— И можно узнать, чья эта машина? — оживилась Землепотрясная.