И тут я заметил двух мужчин — только они сохраняли спокойствие среди всеобщей паники: арлекин и тот, второй, в плаще с капюшоном. Но теперь капюшон был откинут, и на Дио мрачно глядело жестокое лицо с тонкими губами. Дайан! Дио сделала еще один неверный шаг, упала на пол и замерла без движения.
Я боролся с парализующей леденящей силой свертывающегося пространства. И тут между «арлекином» и «плащом» оказалась Линнел. Они не коснулись ее, однако словно связали по рукам и ногам. Мне показалось, что она успела вскрикнуть, но звука не было слышно в ставшем слишком плотным воздухе. Линнел судорожно билась в силках какой-то невидимой силы; вокруг них троих вдруг возникло мрачное свечение; Линнел, осела бессильно, на некоторое время словно повиснув в пустом пространстве, потом упала, со стуком ударившись головой об пол. Я не мог двинуться с места; меня сотрясали безмолвные рыдания и проклятия.
Кэти бросилась к упавшей Линнел. Думаю, она осталась единственным человеком во всем зале, кто мог свободно передвигаться. Когда она подняла голову Линнел, я успел заметить, что гримаса боли и ужаса, искажавшая лицо той, исчезла, черты разгладились. Секунду Линнел лежала спокойно, потом ее снова охватили конвульсии, и вскоре она успокоилась навсегда-маленькая, безвольная, обвиснув на руках Кэти и уронив голову ей на грудь.
А над ними росли и увеличивались в размерах, словно разбухая, фигуры арлекина и человека в плаще с капюшоном. Они становились все выше и мощнее. На мгновение под маской арлекина мелькнули мрачные черты Кадарина. Потом все лица слились, соединились в одно — прекрасное и ужасное лицо, которое я видел в Башне Ашары. Потом все поглотила тьма.
Уже через несколько мгновений вновь стало светло. Но мир вокруг разительно переменился. Я услышал пронзительный крик Кэти, затем дружно завопили гости, и я рванулся вперед, к Линнел, грубо расталкивая встречных локтями.
Она недвижно лежала на коленях у Кэти, маленькая, жалкая, беспомощная. Позади нее почерневшие и обуглившиеся панели стены и пола указывали на то место, где закручивалось пространство.
Я опустился на колени возле Линнел. Она, без сомнения, была мертва. Я знал это еще до того, как положил руку на ее похолодевшую грудь. Каллина, отодвинув Кэти в сторону, склонилась над сестрой, а я уступил место старому Хастуру и обнял Каллину; она тяжело оперлась на мою руку, но самого меня вроде бы и не заметила.
Вокруг колыхалась толпа гостей, раздавались крики, распоряжения, мольбы. Толпа проявляла то самое ужасное любопытство, что всегда возникает в трагических ситуациях. Хастур сказал что-то, и толпа постепенно начала рассасываться, отступать. Впервые за сорок поколений, подумалось мне, такое произошло среди карнавала.
Каллина не уронила ни слезинки. Она по-прежнему опиралась на мою руку и была настолько потрясена, что глаза ее казались совершенно пустыми, а сама она будто окаменела. Сейчас мне необходимо было позаботиться в первую очередь о ней: увести ее подальше от настырного внимания толпы. Странно, я ни разу даже не вспомнил о Белтране, хотя все время ощущал под рукой холодок брачного браслета на запястье Каллины.
Ее губы чуть шевельнулись:
— Так вот чего добивалась Ашара… И, глубоко вздохнув, без чувств упала мне на руки.
Глава XII
Когда я проснулся, тонкий красный луч новой зари пробивался сквозь световые панели стен; я лежал неподвижно, пытаясь понять, не было ли происшедшее лишь безумным кошмаром, овладевшим мною вследствие контузии. Потом вошел Андрее, и искаженное горем лицо старого землянина, трогательное в своем уродстве, убедило меня, что все случившееся — правда. Я ничего не помнил после того, как Каллина потеряла сознание, и это неудивительно. Меня ведь предупреждали, чтобы я не переутомлялся после ранения в голову; а я сумасбродно бросился в бой с самыми мощными силами Дарковера.
Постепенно я начинал вспоминать.
— Реджис Хастур пришел, — сообщил Андрее. Я попытался встать, но он силой уложил меня обратно на подушку.
— Ты что, идиот, не понимаешь, что полностью выдохся? Если сможешь встать через неделю, считай, что тебе здорово повезло! — За грубыми словами чувствовалась искренняя боль: — Господи, я уже двоих из вас потерял! Не хватало только, чтобы и ты последовал за Мариусом и Линнел!
Я подчинился ему и улегся поудобнее. Вошел Реджис, и Андрее хотел было выйти, но передумал, подошел к окну и резким движением плотно задернул шторы, отрезая доступ солнечному свету.
— Проклятое солнце! — тихо выругался он. И оставил нас вдвоем.
— Ну, как ты себя чувствуешь? — тихо спросил Реджис.
— А как ты думаешь? — Я стиснул зубы. — Мне бы следовало кое-кого убить.
— Может, теперь их уже меньше, — сказал он с мрачным видом. — Двое из братьев Райднау мертвы. Леррис, видимо, выживет, но проку от него теперь будет немного. Во всяком случае первые несколько месяцев.