Меч

— Ладно, — Ревик поднял ладонь, говоря всё ещё спокойным тоном. — Ладно. Тогда мы пока что оставим это в покое, брат мой. Не позволяй мне расстраивать тебя. Здесь нет никаких монстров.

— Монстры… — снова пробормотал Териан, вытирая лицо.

Ревик вновь смерил его взглядом. Я всё ещё видела в его глазах прежде всего сочувствие, когда он смотрел на другого видящего. Пока я смотрела, на его лице проступила острая печаль. Она проступила очень отчётливо, затем пропала, когда Ревик поджал губы.

— Ты можешь рассказать мне свои первые воспоминания о Галейте? — спросил он. — Ведь тогда для тебя всё стало лучше, да? Ты помнишь, как он тебя нашёл?

— Брат, я не могу…

Ревик вскинул ладонь.

— Прости, — сказал он мягче. — Я давлю на тебя, и прошу за это прощения. Просто у нас мало времени. Мы должны знать, что грядёт. Ты один из немногих способен заглядывать так далеко вперёд. Ты нужен нам.

— Я знаю. Я знаю… — Фигран скуксился, отчего стал выглядеть ещё моложе. Его глаза всё ещё выражали тревогу, а также какую-то раздражённую сосредоточенность. — Прости.

— Всё хорошо, — сказал Ревик. — Всё хорошо, Фигран. Я знаю, ты через многое прошёл. Я знаю, как тяжело тебе было. Просто у тебя есть дар…

— Я знаю, — голос Фиграна сделался более беспокойным. — Я хочу помочь тебе, брат. Ты знаешь, что я хочу. Мне так жаль. Так жаль, что я бесполезен для тебя.

— Ты не бесполезен, — заверил его Ревик. — Мы братья. Я не сержусь, Фигран. Я пытаюсь помочь. Я никогда не перестану пытаться помочь тебе.

Мою грудь сдавило. Его слова повлияли на меня, вызвали боль в моем свете, застали меня врасплох — но не только. Когда Ревик сказал «братья», это звучало отнюдь не в метафорическом смысле.

Он верил в это. Он верил, что Фигран — один из Четвёрки.

Посмотрев на них вместе, я осознала, что тоже в это верю.

— Я знаю, — повторил Фигран. — Я знаю, — он всхлипнул, вытирая лицо грязными руками. — Ты хороший, брат. Хороший.

Я видела, как на его глаза навернулись слёзы.

Я закусила губу, подавляя изумление, а также эмоциональную реакцию, от которой усилилась боль в груди, и стало сложно дышать. Их разговор тронул меня глубже, чем я могла объяснить себе, но моему разуму всё равно хотелось вмешаться. Териан пытал Ревика месяцами. Он пытал Джона и Касс, едва не убил всех троих. Он похитил меня, изнасиловал меня в Вашингтоне. Он избивал меня, однажды потерял контроль и едва не убил меня.

Я искренне радовалась, что Ревик не мстит, но невольно пребывала в смятении, глядя, как они смотрят друг на друга.

Несколько минут Фигран просто плакал, стискивая руками свои длинные рыжеватые волосы и неудержимо сотрясаясь от рыданий.

Я гадала, не накачал ли Ревик его наркотиками.

Однако тело Фиграна выглядело более здоровым. Он выглядел так, будто питался лучше с тех пор, как мы покинули Китай. Его пальцы всё ещё были окровавленными, как в Запретном Городе, но я сомневалась, что Ревик имел к этому отношение. На полу камеры возле него лежал чистый альбом вместе с тем, который Джон дал ему из жалости в Непале.

Я также видела палочки угля, усеивавшие пол рядом с полупустой бутылкой воды.

Старый альбом, который дал ему Джон, лежал открытым на незавершённом рисунке. Посмотрев туда, я с удивлением узнала себя.

На рисунке я была в платье ханфу, которое надела в день, когда я покинула Запретный Город. Я сидела на сиденье лимузина, глядя на мужчину, чей незаконченный силуэт во многом напоминал Ревика. Он смотрел в окно машины, подперев подбородок ладонью.

Единственной законченной частью лица были глаза. Они выглядели печальными.

Мое горло сдавило при взгляде на них. Затем я заметила кое-что ещё — словно тень за окном машины. Там нависало нечто похожее на набросок лица Вой Пай, словно та наблюдала за мной и Ревиком. Как раз когда я подумала об этом, Фигран прикоснулся к страницам, отрешённо перелистывая их одной рукой, а другой ладонью всё ещё прикрывая глаза.

Ревик просто молча сидел там.

Но я чувствовала это своим светом. Он источал спокойствие, какую-то полную света умиротворённость. Это ощущение заполняло камеру внизу, смягчая печаль, жившую вокруг Фиграна.

Там жило понимание. И прощение.

Он создавал пространство для Фиграна, чтобы тот вспомнил. Он давал ему ощущение безопасности, в котором тот нуждался, чтобы ощутить свои щиты. Деликатность этого облака слегка шокировала меня. Я определённо замечала его качества, вплетённые туда — настоящего Ревика, которого я знала. Я ощущала там искренность, тепло сочувствия.

Ладони Фиграна нервно дёргали альбом, перелистывая страницы.

Он пролистал диаграммы, наброски, каракули. Я видела, как он перелистнул на страницу с одним из тех реалистичных рисунков. Когда он сделал это, его ладони остановились. Посмотрев на изображение под своими пальцами, Фигран уставился на него так, словно никогда прежде не видел.

Я повернула голову, тоже пытаясь рассмотреть рисунок. Различив тёмные и светлые линии, я внезапно поняла, что я вижу.

Мое сердце подскочило к горлу.