Мажор в деревне

Вернулся быстро. Грохнул два ящика о железный стол. Я отметила, что у мажора даже дыхание не сбилось. А ведь каждая курица весит приблизительно два килограмма – и это без потрохов.  Я подошла, чтобы посмотреть, сколько тушек в каждом ящике.

— Их там двенадцать, — буркнул Вадим, догадавшись, зачем я заглядываю в коробку.

— Вот и славно, приступай. Ножи вон в том ящике, — указала на стол с отсеками. Его брови хмуро сошлись на переносице, мажор не сдвинулся с места.

— Что значит «приступай»? Я никогда этим не занимался, — он говорил тихо, чтобы Вячеслав Игоревич не слышал.

— Ты думаешь, я разделывала? Нет, — пожала плечами. — Мне обед готовить, нужно овощи чистить. И не смотри на меня так. Ты сам сюда приперся, я тебя не звала.

— Я не умею.

— Я тоже, — нагло врала, но Робнер об этом не знает. — Вбей в поисковике, думаю, на ютубе найдется видео-инструкция. 

— Сама смотри, а я овощи почищу, — процедил он сквозь зубы.

— Овощи я тебе не доверю.

Мне некогда было с ним спорить, обед должен быть готов вовремя. Минут пять он прожигал меня злым взглядом, я не реагировала, потом спросил, где лежат перчатки, надел их и достал первую курицу.

— Покажи, как это делается? — процедил сквозь зубы. Я смилостивилась, быстро объяснила.

Осмолив кур, принялся их разделывать. Сначала неуверенно потрошил кишки, потом заработал быстро и четко. Пыхтел, как старый паровоз, и матерился все время.

— Ты оскверняешь пищу, — буркнула я. — Можешь не ругаться?

— Лучше молчи! — процедил он сквозь зубы.

Запах стоял, конечно, отвратительный. Вадим, наверное, чтобы скорее отделаться и не задохнуться, действовал очень быстро. 

Мне пришлось только вымыть птицу, все остальное сделал он. Вячеслав Игоревич заглядывал пару раз к нам, но Робнер в его сторону даже не смотрел. Делал вид, что увлечен работой.

— Где мясо, которое нужно разделать? — кинув последнюю курицу в мойку, спросил он. Футболка промокла. В этой духоте сложно не вспотеть. Во мне шевельнулась жалость, но я все-таки ответила. Самой разделать тушу мне будет сложно. 

— В холодильнике, — указала, в котором именно.

— Стол протри…

Закончил он до обеда. Бросил ножи и топор в раковину. Ничего не сказав, вышел. Послышался негромкий короткий разговор в столовой, я видела, как Вадим уходит. Приехали рабочие, Робнера с ними не было. Вячеслав Игоревич не уехал, пока не поел. Почему-то мне стало неуютно. Припахала белоручку, теперь он бродит где-то голодный. На обратном пути развезла горячий обед старикам. Мучившая совесть заставила собрать контейнеры с едой и для Робнера. Дома его не было. Уехал куда-то на машине. Может, не вернется? Постояла во дворе, но все-таки вошла на веранду, которая была открыта, и на небольшой тумбе оставила пакет с едой.

— Ты что грустишь? — спросил Матвей за ужином.

— Не грущу, устала немного. Еще эта жара, — попыталась уйти от разговора. Не хочу, чтобы Матвей что-то заподозрил. Я весь вечер думала об Робнере. Неужели сбежал?

— Лен, я сегодня в участке переночую, дежурить некому, у Борьки сын родился, он отмечает, — усмехнулся брат. Ребята уважали Матвея, он всегда мог понять и пойти навстречу. — Леха на больничном.

— Если нужно, оставайся, — я знала, что ночью могут позвонить с проверкой, да и так, разное случается. Станица у нас спокойная, но даже здесь иногда может за ночь быть несколько происшествий.

Спать легла, еще не было одиннадцати. Как правило,  когда жара спадала, жители выходили на улицу, сидели допоздна, дышали свежим воздухом. А я и правда устала. Завтра опять рано вставать. Уснуть сразу не получилось.  Неуютно мне было из-за того, что выжила из станицы мажора.

Резко проснулась. На улице ночь, в комнате темно-темно. Я даже не сразу поняла, что меня так напугало. Чужая рука на талии, горячее тело прижимается сзади…

— А… — не успела заорать, мой рот зажали…

— Не кричи, воробушек, — горячий тихий шепот обжигает кожу за ухом.  Этот наглый голос я бы не спутала ни с одним другим! — Скоро рассвет, мы всю ночь спали вместе, — от его слов мне становится…  плохо? Страшно? Нет, я злюсь!

Пытаюсь вывернуться, лягнуть этого гада, но он предусмотрительно кладет свою ногу поверх моего бедра. Я ужом кручусь, а он тихо смеется. Мне остается только мычать, хотя кто меня может услышать? Матвей на работе, бабушка в больнице.

— Я хотел лишь поговорить, ты не просыпалась, а я устал ждать, прилег рядом, — в его голосе смех.

Он специально меня злит. Сколько часов он со мной в одной постели? Что он успел разглядеть? Свет фонарей с улицы проникает в окно. Я не задвигала ночные шторы, потому что нет смысла, все равно рано вставать. Представила, как он тут стоял и меня рассматривал, к щекам прилила краска. Да что там к щекам, я вся красная, даже в зеркало смотреть не надо. На мне лишь шелковая майка и коротенькие шорты из того же комплекта. Простынь скомкана и лежит подо мной. Я даже не уверена, что моя грудь была прикрыта, бретельки вечно норовят сползти. Мысленно застонала.