Мазепа

К этому времени Костомаров, освистанный недовольными студентами, вынужден был покинуть преподавательскую кафедру. Студенты недовольны были, как им казалось, неблаговидным поступком профессора, не присоединившегося к акции протеста против высылки профессора П. В. Павлова. Этот эпизод достаточно подробно описан Костомаровым в его автобиографии. Воспользуемся его рассказом. Когда в 1861 г. в связи со студенческими выступлениями был закрыт Петербургский университет, а в начале 1862 г. много арестованных студентов выпущено из крепости, возникла идея чтения публичных лекций за весьма умеренную плату, чтобы наверстать вызванные закрытием университета потери. Костомаров в начале февраля 1862 г. начал чтение курса русской истории с XV в. По его собственным словам, он не вмешивался в студенческие дела: «Я не принимал ни малейшего участия в тогдашних (1861 г. — Б. Л.) университетских вопросах, и хотя студенты часто приходили ко мне, чтобы потолковать со мною, что им делать, но я отвечал им, что не знаю их дел, что знаю только науку, которой всецело посвятил себя, и все, что не относится непосредственно к моей науке, меня не интересует. Студенты были очень недовольны мною за такую постановку себя к их студенческому делу…»[23]. Это был тот фон, на котором разыгрались события весны 1862 г., когда уже функционировал свободный университет, доступный для всех желающих слушать читаемые в просторном зале городской Думы лекции. 5 марта профессор этого университета П. В. Павлов не в здании Думы — официальном месте чтения лекций, — а в частном доме на Мойке, где проходил литературный вечер, прочел свою статью «Тысячелетие России». В тексте, который он накануне показал Костомарову, тот не нашел ничего, что могло бы «обратить неблагосклонное внимание властей»[24] Эта статья, и особенно сопровождавший ее взятый из «Евангелия» рефрен — «имеющие уши слышати, да слышат», вызвала бурный восторг студентов. На следующий день Павлов был арестован.

В ответ на арест часть профессоров под влиянием студенческих требований прекратила читать лекции. Костомаров же возражал против этого, утверждая, что «прекращение лекций не имеет никакого смысла»[25].

Когда Костомаров 9 марта пришел читать лекцию, часть студентов, требовавших прекращения лекций в знак протеста против ареста Павлова, устроила ему обструкцию; другие же, по словам историка, кричали «Браво, Костомаров!». Костомаров написал от имени группы профессоров прошение министру народного просвещения об освобождении Павлова, но оно не дало результатов. Вскоре Павлов был сослан в Кострому, а сам Костомаров, уязвленный неблагодарностью студентов, подал прошение об отставке. С тех пор он не занимался преподавательской деятельностью, целиком сосредоточившись на научной работе.

Ниже мы коснемся только украинской тематики в творчестве Костомарова. Как уже отмечалось, первые публикации его исследовании посвящены истории Украины XVI в.: в 60—70-е годы Костомаров продолжает изучать события в их хронологической последовательности, посвящая свои работы гетманствам Выговского (публикация 1861 г.), Юрия Хмельницкого (публикация 1868 г.). В 1879—1880 гг. он публикует в «Вестнике Европы» свой труд «Руина. Историческая монография, 1663—1687. Гетманство Брюховецкого, Многогрешного и Самойловича» и наконец подходит ко времени гетманства Мазепы.

Следует сказать, что в исторической науке того времени (как, впрочем, и нашего недавнего) эта тема была запретной. Разумеется, официально она не запрещалась, но с того момента, когда Мазепа 12 сентября 1708 г. был предан анафеме одновременно в скромной глуховской Троицкой церкви и величественном Успенском соборе Московского Кремля, его имя оказалось как бы вычеркнутым из истории.

Однако Костомаров, уже имевший опыт исторического исследования, связанного с именем тоже преданного анафеме Степана Разина, взялся за «запретную» тему, что само по себе было смелым поступком. Опубликованное в 1882 г., за три года до смерти автора, исследование «Мазепа» является одним из самых блистательных произведений Костомарова, в котором проявились не только повествовательный талант автора, но его незаурядные источниковедческие способности, высокая археографическая культура. Автор свободно оперирует материалом, почерпнутым из фондов Малороссийского приказа, он глубоко изучил фонды петровских учреждений, шведских и польских рукописных и печатных собраний, всевозможные акты и летописи, работы шведских историков и дневники шведских полководцев.

Учитывая свое положение первопроходца, автор скрупулезно перечисляет все материалы, которые составляют источниковую базу исследования. Этот громадный фактический материал так глубоко проанализирован и так блистательно изложен, что все последующие исследователи, чьи оценки Мазепы не только не совпадают, но даже противоположны концепции Костомарова, не могли игнорировать его исследование.