Все понимали социальную иерархию, знали правила поведения и, сознательно или нет, находили свое место в цепи. Если крестьян просто секли, то мужи благородного сословия решали разногласия, как подобает рыцарям – назначали ранним утром у реки роковые встречи под одиноким дубом. Тем опаснее было смешивать пиво со шнапсом и позволять непочтительным мыслям срываться с языка, особенно в приличном обществе. Поэтому, когда Адрастос бросил презрительное замечание в адрес Фенеллы, живое общение в зале сменилось гробовой тишиной. Еще через пару секунд расстроилась слаженная игра инструментов и музыка утихла.
Мало кто заметил, что всегда жадный до общения Адрастос весь вечер пил не закусывая и глаз не сводил с белых плеч Фенеллы, известной красавицы и умницы. Признавая, что чужая душа потемки, и желая сохранить непредвзятость суждений, можно заключить, будто скабрезное замечание невольно слетело с губ сильно подвыпившего человека. К несчастью, оно не осталось незамеченным. Публика насторожилась, поскольку рядом была жена Адрастоса. Женщина солидного телосложения как раз оживленно беседовала с возвышенно элегантной Фенеллой. По-видимому, контраст между тем, чего Адрастос желал, и тем, чем обладал, лишил его остатков вежливости, разрушил последний барьер, который не дает мужчинам прислушаться к зловещему шепоту темной стороны сознания.
Однако, оглядываясь на события прошлого с теперешних позиций, стоит признать – неожиданный выпад Адрастоса стал первым в цепи продуманных поступков. Стратегия складывалась постепенно из осколков злобы, гнева, зависти, жадности, похоти и неутолимой жажды всего и побольше при полном достатке и способности удовлетворить любую потребность. Никто не догадывался, но два года назад Адрастос перестал платить Рафаэлю за водопой, чем едва не привел имение художника в полный упадок. Молодому аристократу оставалось полагаться исключительно на сбережения жены, чтобы покрывать налоги и содержать небольшой штат прислуги. Адрастос знал, что Рафаэль не в силах помешать стадам поиться из неистощимых водных источников, которыми так богата его земля. Что он мог поделать? Выстроить многокилометровую изгородь? Словно червь точил сердце Адрастоса. Как мог этот никчемный рисовака покорить сердце Фенеллы и завладеть состоянием, сулившим беззаботную жизнь? Рафаэль не только получал золото Адрастоса, но и спал с женщиной, которую тот желал еще мальчишкой. И вот они ели и пили вместе, несмотря на враждебность и провокации, точно и не было между ними раскола. Налог за гигантское имение Рафаэля так и остался не уплачен. Скоро магистрат предъявит ультиматум, и Адрастос об этом знал. Но сейчас его манила бездна, название которой похоть. Он балансировал на краю и едва держался, чтобы не сорваться. Адрастос вожделел Фенеллу так, как вожделел только золото, и больше ждать не мог.
Именно в тот вечер кусочки мозаики сложились воедино, будто невидимая рука расставила их по местам. В преступном сознании Адрастоса вырос план, каким бы спонтанным все ни выглядело. Оставалось шаг за шагом его воплотить. И ведь воплотил!
– Поглядите на нее! Эти худосочные дойки и порося не прокормят. Не уж-то настоящий мужик для утех чего посолидней не найдет?
Сказав это, Адрастос подошел к жене, бесцеремонно ухватил ее за пышную грудь и нагло посмотрел в глаза обескураженной Фенелле. Тут же, желая углубить нанесенную рану, притянул к себе недовольную супругу, сжав ее массивные ягодицы, которые смутили бы даже Рубенса. Пожалуй, и в этот момент еще можно было сгладить конфуз шутливыми комплиментами в адрес обеих дам, подчеркнуть достоинства каждой и свести все к вопросу предпочтений. Кому-то нравится малиновый шнапс, кто-то любит вишневый. И тот и другой скрасит холодную ноябрьскую ночь. Но нет! Оскорбление задумывалось так, чтобы вызвать максимально негативный эффект.
– Рафаэль, зачем моришь голодом свою женщину? Каждый месяц грабишь меня на воде для скота и не можешь прокормить жену? Кожа да кости! С такой и ночью не согреешься.
Вот теперь было поздно что-то менять. Такие слова да с такой интонацией все равно, что шаг в разверстую пропасть. Оставалось лететь навстречу гранитному кулаку. Поначалу Рафаэль отказывался принимать слова, приглушенные гулом общей беседы, но увидел, как блестящие слезы покатились по гладким щекам Фенеллы к уголкам ее дрожащих губ. Кровь кинулась в лицо Рафаэлю, он не смог промолчать.
– Что на вас нашло, Адрастос? Алкоголь ударил в голову? Немедленно извинитесь и покиньте помещение, иначе я…
– Иначе что? Я должен извиняться за то, что пью? Или за то, что говорю правду?