– Тише, тише! – пробурчал дикий слон Хатхи. – Перемирие продолжается, Багира. Не время сейчас говорить об охоте.
– Кому это лучше знать, как не мне? – ответила Багира, поводя желтыми глазами вверх по реке. – Я теперь ем черепах, ловлю лягушек. Нгайя! Хорошо бы мне выучиться жевать ветки!
– Нам бы тоже очень этого хотелось, о-очень, – проблеял молоденький олененок, который народился только этой весной и не одобрял старых порядков.
Как ни плохо было Народу Джунглей, но даже слон Хатхи невольно улыбнулся, а Маугли, который лежал в теплой воде, опираясь на локти, громко расхохотался и взбил ногами пену.
– Хорошо сказано, Маленькие Рожки! – промурлыкала Багира. – Когда Перемирие кончится, это будет зачтено в твою пользу. – И она зорко посмотрела в темноту, чтобы узнать олененка при встрече.
Мало-помалу говор пошел по всему водопою, вверх и вниз по реке. Слышно было, как свиньи, возясь и фыркая, просили потесниться, как мычали буйволы, переговариваясь между собой на песчаных отмелях; как олени рассказывали друг другу жалостные истории о том, что совсем сбились с ног в поисках пищи. Время от времени они спрашивали о чем-нибудь хищников, стоявших на том берегу, но новости были плохие, и жаркий ветер джунглей с шумом проносился между скалами и деревьями, засыпая воду пылью и ветками.
– И люди тоже умирают за плугом, – сказал молодой олень. – От заката до темноты я видел троих. Они лежали не двигаясь, и их буйволы – рядом с ними. Скоро и мы тоже ляжем и не встанем больше.
– Река убыла со вчерашней ночи, – сказал Балу. – О Хатхи, приходилось ли тебе видеть засуху, подобную этой?
– Она пройдет, она пройдет, – отвечал Хатхи, поливая водой из хобота спину и бока.
– У нас тут есть один, которому не вытерпеть долго, – сказал Балу и посмотрел на мальчика, которого очень любил.
– Мне? – возмущенно крикнул Маугли, садясь в воде. – У меня нет длинной шерсти, прикрывающей кости, но если бы содрать с тебя шкуру, Балу…
Хатхи весь затрясся от смеха, а Балу сказал строго:
– Детеныш, этого не подобает говорить учителю Закона! Меня еще никто не видел без шкуры.
– Да нет, я не хотел сказать ничего обидного, Балу. Только то, что ты похож на кокосовый орех в шелухе, а я на тот же орех без шелухи. А если эту твою бурую шелуху…
Маугли сидел, скрестив ноги, и объяснял свою мысль, по обыкновению засунув палец в рот, но тут Багира протянула мягкую лапу и опрокинула его в воду.
– Еще того хуже, – сказала черная пантера, когда мальчик поднялся, отфыркиваясь. – Если с Балу содрать шкуру, то он будет похож на кокосовый орех. Смотри, как бы он не сделал того, что делают кокосовые орехи!
– А что? – спросил Маугли, позабывшись на минуту, хотя это одна из самых старых шуток в джунглях.
– Не разбил бы тебе голову, – невозмутимо ответила Багира, снова опрокидывая мальчика в воду.
– Нехорошо смеяться над своим учителем, – сказал медведь, после того как Маугли окунулся в третий раз.
– Нехорошо! А чего же вы хотите? Этот голыш бегает по лесу и насмехается, как обезьяна, над тем, кто был когда-то добрым охотником, да еще дергает за усы забавы ради.
Это спускался к реке, ковыляя, Шер-Хан, хромой тигр. Он подождал немножко, наслаждаясь переполохом, который поднялся среди оленей на том берегу, потом опустил к воде усатую квадратную голову и начал лакать, ворча:
– Джунгли теперь логово для голых щенят! Взгляни на меня, человечий детеныш!
Маугли взглянул на него – вернее, посмотрел в упор и очень дерзко, – и через минуту Шер-Хан беспокойно отвернулся.
– Маугли то, Маугли се! – проворчал он, продолжая лакать воду. – Он не человек и не волк, не то он испугался бы. Будущим летом мне придется просить у него позволения напиться! Уф!
– Может быть, и так, – сказала Багира, пристально глядя тигру в глаза. – Может быть, и так… Фу, Шер-Хан! Что это за новую пакость ты принес сюда?
Хромой тигр окунул в воду подбородок и щеки, и темные маслянистые полосы поплыли вниз по реке.
– Час назад я убил человека, – нагло ответил Шер-Хан. Он продолжал лакать воду, мурлыкая и ворча себе под нос.
Ряды зверей дрогнули и заколебались, над ними пронесся шепот, который перешел в крик:
– Он убил человека! Убил человека!
И все посмотрели на дикого слона Хатхи, но тот, казалось, не слышал. Хатхи никогда не торопится, оттого он живет так долго.
– В такое время убивать человека! Разве нет другой дичи в джунглях? – презрительно сказала Багира, выходя из оскверненной воды и по-кошачьи отряхивая одну лапу за другой.
– Я убил его не для еды, а потому, что мне так хотелось.
Опять поднялся испуганный ропот, и внимательные белые глазки Хатхи сурово посмотрели в сторону Шер-Хана.
– Потому, что мне так хотелось… – протянул Шep-Хан. – А теперь я пришел сюда, чтобы утолить жажду и очиститься. Кто мне запретит?
Спина Багиры изогнулась, как бамбук на сильном ветру, но Хатхи спокойно поднял свой хобот.
– Ты убил потому, что тебе так хотелось? – спросил он. А когда Хатхи спрашивает, лучше отвечать.
– Вот именно. Это было мое право и моя ночь. Ты это знаешь, о Хатхи, – отвечал Шер-Хан почти вежливо.